Dissector
Я не считаю человека венцом эволюции

19.09.2022

Интервью с гитаристом и вокалистом Яном Федяевым появляются на нашем портале регулярно, однако в рамках его самого старого коллектива Dissector мы не общались уже шесть лет. Все дело в паузе, которая наступила в деятельности Dissector после смерти барабанщика Андрея «Круглого» Глухова и которую многие сочли концом группы. Однако нынешний год – особенный для Dissector, ведь коллективу, основанному в Магадане в далеком 1992-м, исполнилось 30 лет. По этому случаю Ян и басист Олег Алешин доработали архивный и записали новый материал, подключив к работе целый ряд интересных гостей, в число которых даже попали экс-участники Cradle Of Filth. Из этого материала сложился полноформатный альбом “Igniter”, доказавший всем сомневающимся, что группу еще рано отправлять на покой. Подробности – из уст самого Яна…

После смерти Андрея и альбома “Loss” (2017) ты много сочинял и записывался с The Lust и Goot, а Dissector как-то ушел на задний план, тем более что ты неоднократно говорил, что Dissector хочешь делать именно с магаданскими музыкантами. Когда и как у тебя возникло понимание, что эти 10 песен – это альбом Dissector, а не что-то иное?

Я не пишу песни специально для какого-то проекта. Обычно они скапливаются у меня в архиве, песен по 10 или 20 за пару месяцев. Какие-то песни доделываются сразу с вокалом, если они в тот конкретный момент мне интересны, какие-то убираются надолго, но ничего не пишется под какой-то конкретный альбом. В случае с Dissector осталось несколько неизданных песен с Андрюхой, записанных ещё в 2014-2016 годах. Они не являлись центром этой юбилейной идеи, я просто знал, что они есть, и я, видимо, когда-нибудь их доделаю. Когда я говорил после альбома “Loss”, что на этом можно все закончить, я душой не кривил. У меня были мысли типа «А вот, если бы Андрюха был жив, мы бы с ним вот это сыграли, и вот это», но все так и оставалось на уровне идеи. А в прошлом году, летом, мы общались с нашим бас-гитаристом Олегом. Он пару лет был не активен, занимался работой и своими делами. А тут он говорит: «Нам 30 лет, давай что-нибудь замутим». И это стало очень эффективным триггером, в голове все сложилось, я начал шерстить архивы, и материал быстро набрался. Нужно было только найти музыкантов, барабанщиков, в первую очередь, потому что материала с Андрюхой нам бы не хватило на полноформатный альбом, и он бы не звучал так разнопланово, каким получился в итоге. Новые барабанщики внесли свой вклад и новые энергии в картинку. Полгода я доделывал материал, с вокалом один сингл мы успели в прошлом году сделать, а все остальное мы с Олегом записывали весной этого года, это была самая активная фаза работы. Идея как-то ожила, так что заканчивать еще рано. Наверное, этой идее стоило вызреть.

Оказала ли влияние на работу над этим альбомом и вообще на твою музыкальную деятельность пандемия коронавируса? То, что ты сочинял во время локдаунов, как-то отличается от сочиненного ранее?

Я надеюсь, что процесс развития аранжировок у меня идет, невзирая на пандемию. Могу сказать, что материал, который мы делаем сейчас, по аранжировкам отличается значительно от пяти-шестилетней давности. Ну, и динамика всё-таки всякий раз разная. Но в остальном, как я сочинял материал пачками, так я и продолжаю, что пандемия, что не пандемия. Во время пандемии меня подбешивали музыканты, которые жаловались на облом с концертами и другими проектами, сидели и ничего не делали. Я ощущал прямо физическую досаду на все эти богатые группы и исполнителей, метальных и попсовых, неважно, которые в панике сидели, подсчитывали убытки, помалкивали и никакой активности не проявляли. Ок, на новый материал нужно вдохновение, какая-то созидательная обстановка или свобода, кому что. Но наверняка у каждого серьёзного проекта есть пылящиеся архивные записи, демо, лайвы или ауттейки, которые были бы интересны фанатам и только добавили бы вовлечённости и лояльности, если бы группы бюджетно или бесплатно опубликовали их. В этом смысле респект таким группам, как Paradise Lost, Rage, Katatonia, Lacuna Coil, Moonspell, Nightrage и другим, которые, невзирая на убытки, записывали новый материал, организовывали какие-то стриминги, что-то выпускали, активно вели соцсети. Людовико Эйнауди записал альбом у себя дома во время пандемии, так его и назвал «Песни из дома». Не новые – перезаписал старые, с глуховатым домашним звуком, зато какой кайф было это послушать посреди всей этой прививочной жопы и масочного абсурда. Я подумал, что мне тоже надо так делать, поэтому практически всю пандемию не прекращал что-то генерить и записывать. В 2020 году мы выпустили альбомы The Lust и Goot, в 2021 году я тоже хотел сделать побольше, но у меня были определенные проблемы, связанные с химиотерапией – онемели руки, ноги, играть было сложно. Но пока руки не работали, я писал вокал и делал кое-что организационно.  

Ты сказал, что у тебя даже сейчас остается какой-то неизданный материал с Андреем. Что ты планируешь делать с ним дальше?

Осталась еще одна сессия, пять-шесть песен, которые мы, если не ошибаюсь, в 2015 году записывали у Игоря Анохина в Таллине, у него тогда студия там была. Кристиан Шмид уже сводил пару этих песен на пробу в своей студии Music Factory, ещё когда работал над альбомом “Planetary Cancer”. Я их выкладывал цифровыми бонус-треками, но потом убрал. Материал сыроватый, в духе Motorhead. Также лежит неизданный кавер на Running Wild. Я думаю эти песни поднять и дозаписать в достойном качестве. Так что идеи насчёт будущего альбома уже есть. Я дополнительно записал на днях для него кавер Ramones “I Don’t Want To Grow Up” и подтяну для него гостевых музыкантов. Давно его хотел сделать, а на днях услышал в каком-то фильме и решил, что пора. У меня есть знакомые немецкие панки, которые могут записать для него хоры, в общем, получится классно.

Название “Igniter” Олег Алешин предлагал для вашей группы еще в начале 90-х, однако на альбоме присутствует совершенно новая песня с таким названием. Вы с вашим автором текстов Рэнди Герритце заранее обсуждаете, о чем будет песня, ты даешь ему какие-то указания, ориентиры? Или же какие-то тексты он пишет на свое собственное усмотрение?

Рэнди – очень продуктивный чувак, он пишет по поводу и без, просто не может не писать. Он каждый день присылает мне какие-то четверостишья. Я ему, так сказать, открыл новую сторону его творчества, свой ящик Пандоры. У нас с ним «лего»-процесс: когда идет активная подготовка материала, он присылает мне десяток текстов, я беру и из них складываю три или четыре подходящих для каких-то своих нужд. Из этого текста четверостишье подходит для припева, из другого текста четверостишье подходит для куплета, эти две строчки добавятся вот сюда, и так далее. Потом мы все это вместе собираем, Рэнди читает: «Блин, совершенно другой смысл, но прикольно!» (Общий смех). Так сложились практически все тексты на этом альбоме, за исключением песни “Symbiosis” с Аннабель. Рэнди с ней напрямую работал над текстом, без моего участия, а я только в конце записал свои партии вокала.

А название – да, интересно получилось. Я хорошо помню этот момент, как мы после репетиции всей группой вышли из ДК «Автотэк» в Магадане. У нас как раз поменялся состав, я помимо гитариста стал ещё и вокалистом, и мы обсуждали будущее группы. «Давай играть что-нибудь позлее, пожестче, на английском языке…» Тогда, в 1991-1993 году был расцвет немецкого и шведского дэта. И мы набрасывали идеи для названия – Dissector, Igniter, Marcher и всё в таком духе. Помню, Олег предложил Igniter, я предложил Dissector, и Dissector нам всем на тот момент больше понравился. Но память иногда подкидывает такие странные штуки, я ведь нигде не записывал эти варианты, а тут в контексте юбилея они всплыли. И когда Паша Антонов предложил этот огненный арт – а он до этого никак не был привязан ни к какому названию – то с названием “Igniter” всё сразу же сложилось. Потом уже я это название предложил Рэнди. Но на альбоме только одна одноимённая песня этой теме посвящена, он ее специально написал. Все остальные тексты – это то самое «лего». Рэнди потом заново пытается осмыслить, что он сочинил. У него есть сайт, где он публикует свои тексты и даёт для каждой песни описание – «песня про то-то и про то-то». Мне очень интересно читать, что он в этот раз напишет. (Смеется). Хотя я не сильно большое значение придаю смыслу текстов, я ценю фонетическое звучание. Но, конечно, про что-то сильно политизированное или религиозное я в Dissector петь не буду. Я люблю тексты, как у Paradise Lost или Katatonia – атмосферные, психологические копания в себе, обо всем и ни о чем, но и «социалочку», как принято в трэше, я тоже люблю, всё-таки вырос на этом.

Ты уже упоминал об участии Аннабель. Как она и Ричард Шоу оказались в числе гостевых музыкантов на “Igniter”?

Рэнди, помимо прочего, ещё и музыкальный журналист. Сейчас ему немного не до этого, но он все равно продолжает делать интервью и общается с музыкантами. Предполагаю, что в свое время он делал интервью с Cradle Of Filth – то ли перед концертом, то ли на фесте, и у него остались контакты. Песня не записывалась специально для какого-то дуэта, она спокойно лежала у меня с 2016 года, но в процессе работы над “Igniter” Рэнди предложил такой вариант с коллаборацией, и песня, наконец, пригодилась. В Cradle Of Filth как раз начались какие-то брожения, Дани Филт – чувак, не самый стабильный в вопросах лайн-апа, и Аннабель и Ричард по своим причинам уже были, что называется, на вылет. Так что у них было время, они послушали песню и сказали: «О, супер!» Сначала была задействована Аннабель на клавишных и вокале, а Ричард подтянулся позднее. С Аннабель у нас есть еще одна записанная песня, наверное, она пойдет в следующий альбом Dissector.

Бывает ли так, что в процессе работы с гостевыми музыкантами ты остаешься недоволен тем, что они тебе присылают? Или же сложностей в работе с западными профессионалами обычно не возникает?

Если такое бывает, то только с соло-гитаристами, и то лайтово. В редких случаях я прошу что-то перезаписать, но в основном, все сразу присылают то, что меня в принципе устраивает. Я даю человеку полную свободу – записывай то, что хочешь, вот тебе тайм-код. Кто-то просит прислать ему вокальную линию, чтобы от нее отталкиваться, например, Алекс Корона из итальянской группы Revoltons. Позитивный чувак, очень креативный и всегда готов найти время на сотрудничество. С такими людьми очень легко работать, и позитивный настрой переносится на результат. Бывает, что тебе самому нужно некоторое время, чтобы привыкнуть к присланному. Я стараюсь не рассматривать свои песни как строгий набор незыблемых элементов, я люблю, когда люди вносят что-то свое. Это бывает иногда непривычно, хотя по нотам все всегда пишут правильно и профессионально, но иногда кажется, что «движуха какая-то не та», а потом ничего, привыкаешь. Я даже предпочту непривычность тому, что меня сразу устраивает: пусть это не то, что я хотел бы, но это будет что-то более запоминающееся или создаст что-то новое. Обычно у меня все пишется в разное время, в разных студиях и с разными людьми, это такой сложный пазл. И бывает, что все звучит определенным образом, а потом добавляется последний, неожиданный элемент – и картинка меняется полностью.

Насколько труднее стало работать с иностранными гостями в свете событий на Украине? Никто не опасается, что работа с российским проектом испортит их репутацию?

Пока я с таким не сталкивался. Из моих друзей на Западе никто не сказал мне ни слова по этому поводу. Хотя понятно, что все они против войны, и у каждого есть своё мнение на этот счёт, не всегда совпадающее с большинством или меньшинством. Что касается творчества, то все, кто хочет, продолжают работать. На днях для новой песни Dissector соло записал Мариос из Nightrage, и он не обмолвился на этот счет даже словом. Итальянские ребята из Revoltons – вообще активисты: коллаборация? – с удовольствием! Я предполагаю, доля русофобства есть, и немалая, люди напрягаются, пропаганда бешено работает во все стороны и приносит плоды. И хотя я сам с этим не сталкивался, у меня есть такое ощущение. Да что там ощущение, достаточно полистать ленту Facebook. Я присматриваюсь к тем, с кем бы хотелось поработать – в зависимости от бюджета. Но есть в соцсетевом пространстве некий субъективный душок, что не все будут теперь работать с русскими, даже те, кто часто бывали в России или положительно к ней относились. Все, кто стремительно отказались от концертов здесь – то, как они закрылись от всего происходящего и стараются не комментировать или делают это осторожно, говорит о том, что на репутации в западном, скажем так, мире их отношение к русским и сотрудничество с ними сейчас может сказаться печально. Иной раз у меня некоторым музыкантам даже рука не поднимается писать о сотрудничестве.

Бонус-треком на “Igniter” идет новая версия песни “Lights Go Down”, изначально изданная еще в конце 90-х. Означает ли это, что ты наконец-то взялся за перезапись своих магаданских архивов? И почему был выбран именно этот трек?

Идея такая есть. “Lights Go Down” – начало этой идеи, которую мы еще с Круглым обсуждали. В 2016 году, после “Planetary Cancer”, у нас был такой период, когда мы записали много материала, часть которого вошла в “Loss”, и кое-что доделываем до сих пор. Тогда мы с Андрюхой обсуждали два альбома. Один – думовый, Андрюха хотел постучать фьюнерал-дум, что-нибудь в духе Colosseum, а второй – альбом с ремейками магаданского периода. Я уже даже начал сочинять одну думовую вещь, Андрюха ее у себя дома репетировал, и параллельно мы начали делать этот альбом с магаданскими переделками. Первой оказалась “Lights Go Down”, я на неё успел записать гитары, но потом случилось то, что случилось, и все идеи, которые были в работе, встали на стоп. Потом дошло до юбилея. Я не хотел переиздавать что-то старое, я хотел, чтобы дух нового обязательно присутствовал, так что я нашел в архиве эту песню, и мы ее доделали. Барабаны Андрюха в своё время записать не успел, с этим нам помог наш давний друг и коллега, барабанщик группы Республика Марс Игорь Крыжко. Вокалы и гитары я записал новые, гостевой соляк записал Никита Старовойтов. Но идея сделать из старого материала альбом ремейков по-прежнему витает в воздухе, и когда я слушаю наши песни конца 90-х, десяток песен смело набирается.

Если бы было достаточно средств, я бы такой альбом записал быстро. Проблема, как обычно, не в перезаписи, а в том, чтобы довести материал до достойной готовности и выпустить. Гитары, вокалы – это для меня без проблем, но для солидного альбома этого мало. Требуются финансы. А я большой любитель нового материала, у меня его обычно много, как раз сейчас мы работаем над тремя альбомами одновременно. Поэтому хочется, чтобы на перезапись старого материала были свободные ресурсы, что-то, что бы меня вдохновило, что отвлекло бы от работы над новыми песнями и погрузило в ностальгический процесс. Хотя я эти старые вещи очень люблю, там столько идей, что можно не сочинять ничего нового, а еще несколько лет использовать идеи того времени. Та же “Lights Go Down” – классная песня, и что интересно, во времена альбома “Hospice Land” она тоже была бонус-треком.

Что за японский текст звучит в интро к этой версии? Мы так понимаем, это ваш давний фанат-японец?

Японка!

Ого! А вообще активно ли слушают Dissector в Японии?

Понятия не имею. Я всегда мечтал там издаться – неважно, с каким проектом. Я искал лейблы, в какой-то момент я это делал активно, но не было никаких предложений. Тем не менее, в Японию я постоянно отправлял диски – и The Lust, и Goot, и Dissector. Микко – наш давний фанат, мы с ней не общаемся активно, но, когда новые релизы появляются, выходим на связь. Ее мужу больше нравится Dissector, ей больше нравятся The Lust и Goot, и я им постоянно все новое отправляю.

Для “Igniter” я решил использовать голоса друзей. Рюдигер Нитц – это мой давнишний друг из Любека и самый давний зарубежный фанат Dissector, еще с 1995 или 1996 годов, он покупал все наши кассеты и самиздатовские диски, когда еще люди писали друг другу бумажные письма. Очень образованный дядька, у него прямо такой Hochdeutsch (литературный немецкий язык – прим. авт.), и я не мог пройти мимо такого акцента. Рюдигер записал несколько интро на “Loss”, и сейчас я решил его снова подтянуть. Но хотелось и новых интересных элементов, поэтому я попросил Микко записать несколько хокку. Я их сам выбрал, одно мы использовали, а остальные пока в запасе. В “Lights Go Down” получился такой гротеск - взрыв, Хиросима, и на этом фоне она читает очень лирическую, немного депрессивную хокку, а потом начинается “nuclear thrash” старой школы. Японская тема пришлась здесь очень к месту.

В продолжение темы языков – на “Loss” у тебя был русскоязычный бонус «На разрыв». Как ты оцениваешь итоги этого эксперимента? Стоит ли ждать от тебя еще каких-то песен на русском?

На самом деле, тот бонус-трек – это была инициатива лейбла Mazzar, я бы по собственной инициативе на это не пошел. Но в итоге из этого ничего не вышло. Mazzar сначала одобрили первые демо нового материала и попросили трек на русском языке, но на момент готовности альбома куда-то делись и мои запросы проигнорировали, а потом трансформировались в Kattran. Поэтому я выпустил альбом сам и включил в него русскоязычный трек бонусом, раз уж он был записан. В формате Dissector я этого повторять не буду, но есть идея сделать что-то русскоязычное в формате Goot. Мы с Goot записали кавер магаданской группы Миссия: Антициклон. Не знаю, может быть, это начало какого-то русскоязычного альбома. Кое-что уже записано на русском языке, кое-что есть в архивах, но какой-то конкретной концепции еще нет. Есть идея записать что-нибудь из группы Кино – либо «Апрель», либо «Мама, мы все тяжело больны», но моя версия Кино может не понравиться публике.

Ты уже упомянул кавер Миссии: Антициклон, который вы записали для их трибьюта. Насколько я понимаю, Миссия, как и Восточный Синдром – это предыдущее поколение магаданских групп. Когда вы начинали играть, вы как-то с ними пересекались? Вам в начале 90-х нравилась их музыка?

Да, это предыдущее поколение, на сцене мы никогда не пересекались, тем более что для нас даже Миссия была слишком эклектична, не говоря уж о Восточном Синдроме и ряде других магаданских групп, которые исповедовали такой экспериментальный, авангардный стиль. Мы играли что-то простенькое – Kreator, Sodom, Sepultura, вот это было нормально. Хотя с нашей стороны было уважение, и еще когда Dissector был в Магадане, я общался с Костей Ивановым, гитаристом Миссии, который сейчас работает звукорежиссером в Браво. Миссия до сих пор существует удаленно, Костя живет в Москве, а Гена Вяткин, басист и вокалист – в Магадане. Я считаю, что они не только для магаданской сцены многое сделали, и с точки зрения экспериментов у этих коллективов многому можно поучиться. Но это касается не только магаданских групп, по всей России было полно таких малоизвестных коллективов, равно как и в Америке и Европе была куча странных команд, которые использовали странные гармонии, пели странные слова и делали никому не понятные вещи, опережающие время. Гена Вяткин – очень интересный человек, мы время от времени с ним общаемся. У него в текстах гениальные метафоры, гениальные рифмы, он иногда пишет настолько необычно. Казалось бы, уже все изобретено, все придумано, все образы обмусолены, но нет, он находит какие-то необычные штуки! Мы по сравнению с Миссией примитивны.

Кстати, к разговору о необычных образах. Что означает название нового альбома Goot – “God’s Doubt” («Сомнение бога»)?

Я еще в универе писал по философии доклад о происхождении человека – занесли ли нас сюда инопланетяне, или мы – какой-то природный атавизм? Доклад этот пришлось переписывать, потому что мне сказали, что он слишком однобокий - «почитайте других людей, которые считают, что мы дети природы». Но я до сих пор придерживаюсь позиции, что мы здесь неестественный элемент, нас не должно на Земле существовать. “God’s Doubt” означает, что во всем, что мы делаем, нет ничего божественного, это какое-то абсурдное развитие. Я не считаю человека венцом эволюции, скорее, тупиковой ветвью. Человек всегда разрушает природу, человеку всегда мало, ему всегда будет чего-то не хватать для жизни, и все его созидание, и благородные дела, по сравнению с тем, что он разрушает и какое несёт горе – это какие-то тиктокерские розовые сопли. Короче, сам Бог, глядя на дичь, которую творит человек, сомневается, что это его рук дело. Вот такой образ.

Наверное, самый известный гость, записывавшийся в песнях Goot – это Дэвид Рис из Accept. Как вы на него вышли? Планируете ли делать что-то еще?

Контакт был установлен легко, тоже через Рэнди. Дэвид оказался очень позитивным, контактным чуваком, очень профессионально все сделал. Там еще Энди Зюземиль (экс-гитарист U.D.O. – прим. авт.) участвовал, они аранжировки делали вместе. Я так понимаю, что Дэвид на фоне пандемии засиделся и сейчас участвует во всех проектах. Например, у него новый проект с Германом Франком, экс-гитаристом Accept, но их первой песней я, честно говоря, вообще не впечатлен. С таким вокалом можно делать вещи другого калибра. Если говорить о тех, с кем бы я хотел поработать снова – это, в первую очередь Илья Морозов из Concrete Age, для меня это просто образцовый гитарист. Все соло, которые он для нас записал – безупречны, на мой вкус.

Кстати, как сложилось ваше сотрудничество с Ильей? Он ведь точно не из магаданской тусовки, и в Лондон он уехал уже давно, так что в Питере или Москве вы вряд ли с ним пересекались…

Действительно, лично мы не пересекались, но он в 2016 году отреагировал на мою просьбу о сотрудничестве, и с тех пор «точечно» записывает с нами по нескольку песен для разных проектов. Этим летом мы с ним обсуждали перспективы сделать что-то еще, договорились продолжить разговор о записях осенью, если найдётся время. У него на повестке дня сейчас новый студийный альбом своей группы Concrete Age. Офигенски креативное использование фолк-инструментов в дэт-метале!

Что же касается Дэвида Риса – да, хочу посотрудничать с ним еще, без сомнения. Мне не западло платить людям за труд, просто некоторые заламывают совершенно необоснованные цены. Конечно, люди вправе оценивать свой труд, но я понимаю, кто и в каких условиях записывается, и сколько это на самом деле стоит. У меня в таких случаях включается внутренний протест, хотя я очень ценю гостевой вклад, неожиданное видение и все такое. А Дэвид Рис настолько фирмовый, что он берет и за три часа пишет две песни полностью – с аранжировками, бэками и всеми делами.

Тема гостевых музыкантов время от времени возникает. Я не потому обращаюсь к ним, что мы своими силами что-то не можем, мне просто самому интересен результат, интересно, что гости привнесут нового или неожиданного. Мне нравится наблюдать за разной манерой работы, и сразу заметно, когда люди тратят очень много энергии на работу, на запись.

Что сейчас происходит с The Lust? От этой группы довольно давно не поступало никаких вестей…

Сейчас наша вокалистка живет за границей, поэтому контактируем редко. Она больше занимается работой и учёбой. Но в следующем году будет 20-летие группы, и у нас есть несколько идей, которые мы хотели бы реализовать или реализовали бы, если бы все участники коллектива в этом поучаствовали. Посмотрим, что из этого получится.

У The Lust последний альбом “Ethereal Euphonies” (2021) полностью состоит из пианинных версий ваших старых песен. Кто стал инициатором его появления – ты или Лорелея (клавишница), которая его практически полностью исполняет?

Идея была моя. Я решил собрать вместе пиано-версии с синглов The Lust и добавить материал со старых альбомов. В принципе, я был бы рад продолжить, у The Lust ещё полно песен, из которых получились бы отличные пиано-версии. Но не уверен, что у этого всего есть какая-то востребованность. Пока все, что мы сделали сверх того – записали пиано-версию одной из старых песен Dissector “Be My Absolution”. Вообще была идея после альбома “Igniter” выпустить EP, куда вошла бы ещё одна песня с Аннабель, несколько новых песен и несколько пересведенных и обновлённых треков с “Planetary Cancer” и вот этот самый пиано-кавер “Be My Absolution”. А может новый материал станет частью будущего альбома, и получится формат, как у “Igniter” – часть неизданных песен с Андреем и новые треки, своего рода “Igniter Part 2”.

У тебя есть еще один проект Second Autumn In A Year, чисто инструментальный, но о нем как-то мало говорится, и дискография его не велика – всего один EP. Ты планируешь заниматься им более серьезно?

На самом деле, для этого конкретного проекта добра записано на два альбома, но требуется участие других музыкантов. Я не планирую туда никаких вокалов, но барабаны и перкуссию хотелось бы записать полноценно. Это ещё один проект, который требует отдельной работы. Материал в наличии, не надо ничего выдумывать, две песни уже готовы с барабанами, но их надо сводить – возможно, получится еще один EP. Может, я в этом году успею его доделывать. Понятно, что все это требует денег, но есть еще одна проблема – со сведением. В последние годы я работаю с Федором Боровским, мне очень нравится его качество, он понимает, что нужно сделать, но он не резиновый, у него огромное количество клиентов. С другой стороны, это здорово, что есть возможность реализовывать себя в музыке или звукорежиссуре в такие тяжелые времена. За трудности с монетизацией всем причастным спасибо.

Изначально идея Second Autumn In A Year заключалась в том, чтобы в этом проекте участвовали музыканты старого состава The Lust. Влад (Марти Матсилла – прим. авт.), записал несколько треков на бонгах, на перкуссиях, а клавишные на несколько песен сделал Макс (Делмар), наш старый клавишник. Это было отправной идеей. Понятно, что такой формат далее вряд ли будет выдержан, потому что Макс – семейный чувак, у него трое детей, одного на хоккей, другого на дзюдо, много работы. Раньше он работал в конторе, которая делала музыку для игровых автоматов, и он с утра до ночи сидел и писал музыку. Не творчество, конечно, но Макс – профессиональный музыкант, зарабатывать музыкой - удача. В остальном, надеюсь, у Second Autumn In A Year будет физическое воплощение, и, хотя бы один полноформатный альбом я с ним издам.

У тебя был опыт работы с отечественными лейблами – альбом “Planetary Cancer” выходил на Mazzar, а два альбома The Lust – на SoundAge. Как ты оцениваешь итоги этого сотрудничества? Оно что-то дало твоим группам?

Думаю, ничего. Mazzar полностью занимались распространением, я получил только авторские копии и дальше не следил за происходящим. С SoundAge были другие договоренности, я получил половину тиража, и каждая из сторон распространяла тираж по своим каналам без ограничений. Это были качественные релизы, все сделано на высшем уровне – полиграфия и так далее, и я до сих пор продаю издания SoundAge, но, если говорить о продвижении, я не думаю, что нам как-то это помогло. В этом плане все по-прежнему приходится делать самим.

В одном недавнем интервью ты говорил, что, по твоим ощущениям, после пандемии публика в России стала еще меньше интересоваться музыкой. Тебя как-то беспокоит этот факт, он заставляет вносить какие-то коррективы в деятельность? Вообще, насколько важна для тебя обратная связь от слушателей?

Важна, важна. Честно говоря, устаешь от этого «преодолизма». Даже на таком кустарном, как у меня, уровне занятия музыкой нет-нет, да и возникнут препоны, и приходится каждый раз перенастраивать психику, чтобы продолжить этим заниматься. Пандемия – как раз из этой серии, я наблюдал у своих друзей какие-то маркеры… Это не касается европейской публики, в Европе все нормально, на мой субъективный взгляд. Там мало что изменилось, за пандемию люди искренне истосковались по фестам, концертам и активной музыкальной деятельности, а наш российский рынок, который и раньше-то был не очень финансово дружелюбным к музыкантам, сейчас практически свелся к бытовым потребностям. Такое впечатление, что из людей высосали всю жизненную энергию, кто-то мог бы сопротивляться, кто-то нет, но в целом все предпочитают не стремиться повыше, а наоборот залечь поглубже.

А почему это происходит, на твой взгляд? Ведь в 90-х добывать хлеб насущный было тяжелее, а интересовались всем на свете люди гораздо больше, в то время как сейчас все гораздо доступнее, но люди в массе своей не проявляют интереса…

Отчасти это эхо пресыщенности – до недавнего времени была куча концертов, и фирменные группы становились в очередь, чтобы сыграть по московским клубам, а Hypocrisy и Rage ездили в туры до Владивостока (наверное, они их до сих пор с содроганием вспоминают, бедняги). Но сейчас основная причина – безнадёга, растерянность, утрата жизненных устоев, что-то в этом роде. Люди тупо живут сегодняшним днём и по разным причинам не могут ничего планировать. А сколько опять осталось без работы и вынуждены выживать… В последние месяцы у людей полностью отобрали надежду, которой и так, по большому счету, не было. Повесточка поменялась - если была у людей надежда снова поехать на фестиваль, то теперь вопрос в том, как бы тебе или твоим детям не поехать в окоп. У меня большой круг общения, и я вижу – у людей в глазах огня нет никакого вообще. Пространство забито какой-то мутью, и люди существуют в этой мути. Если ему руку или ногу пошевелишь – он что-то по инерции или старой памяти купит, куда-то сходит или что-то послушает, но скорее всего нет. И все это носит массовый характер. И хотя проходят какие-то концерты, я вижу афиши, в том числе на вашем портале, все равно остается ощущение, что у людей от этого внутри ничего не остаётся. Что это какая-то большая фикция и вселенская на***а. Опять, в который раз надо как-то себя заново перенастраивать, заново находить какой-то смысл, тратить массу энергии и средств, чтобы заново наладить то, что разрушили и продолжают разрушать великие стратеги. С нынешними оплеухами со стороны вообще непонятно, как находить баланс. На мой взгляд, в этом случае остаётся делать то, что делал раньше, то, что умеешь. Отчасти это движение по инерции, отчасти замена отсутствия нормальной повестки дня – у меня есть некий релиз-план, и этот релиз-план становится планом твоей жизни, потому что ничего другого нет. И, конечно, держаться за бесценное, у кого что - любовь, семья, забота, здоровье, без них многое из того, что я делаю, было бы невозможным.

Официальная страничка Dissector в ВК: https://vk.com/club10921923

Интервью - Роман Патрашов, Наталья “Snakeheart” Патрашова
Фото – Наталья “Snakeheart” Патрашова
10 августа 2022 г.
(с) HeadBanger.ru