Grinder
Мы были группой с собственным стилем

20.01.2012

Немецкая команда Grinder долгое время оставалась одной из самых загадочных. Ее альбомы были чрезвычайно популярны на необъятных просторах России в начале 90-х, но информация о самом коллективе практически отсутствовала. Скупое упоминание в замечательной книге И. Грачева “Germany Rocks!” – вот, наверное, и все, чем были вынуждены довольствоваться любители трэша в нашей стране. К счастью, гитариста Grinder Энди Эргюна удалось разыскать в социальных сетях, и он оказался столь любезен, что дал исчерпывающие ответы на все вопросы об истории этой замечательной формации.

Расскажи, как ты начал слушать тяжелую музыку и играть на гитаре?

Это было очень давно. Мне было семь или восемь лет. Году в 1975-м или в 1976-м я впервые услышал Элвиса Пресли. Именно так я и решил играть на гитаре. Я был совсем ребенком, но знакомство с музыкой Элвиса заставило меня больше интересоваться гитаристами, а позже я стал слушать Kiss и AC/DC – именно с этого началось мое увлечение тяжелой музыкой. Потом я открыл для себя Motorhead и Iron Maiden. Iron Maiden стали моей любимой группой на долгие годы. В начале 80-х я услышал первые альбомы Metallica и Slayer и стал поклонником спид- и трэш-метала. Именно поэтому, когда мне исполнилось 11 лет, я решил научиться играть на гитаре – на дворе стоял 1981 год. Я начал учиться играть на гитаре из-за Kiss и AC/DC, а позже меня увлек спид и трэш в духе Slayer и Metallica.

Что ты можешь сказать о метал-сцене во Франкфурте в 80-е? Я знаю лишь несколько групп вроде Tankard и Exumer…

Они и были единственными в то время. (Смеется.) На самом деле, метал-сцена во Франкфурте была очень оживленной. Тогда было много групп, у нас был любимый бар, где мы тусовались друг с другом, это место называлось “The Speakeasy”, и мы прекрасно проводили время. В то время было много групп, которые репетировали и пытались получить контракт с лейблом, но единственными, кто добился успеха, были Tankard, Grinder и позже - Bohse Onkelz, но эта группа играла не совсем металл. Так что сцена была, как я уже сказал, весьма оживленной, но не такой большой, как в западной части Германии, откуда были родом Kreator, Blind Guardian и многие другие команды. В западной части Германии метал-сцена была куда более обширной. Ну, и еще большая метал-сцена сложилась в районе Мюнхена.

Почему вы решили назвать группу Grinder? Полагаю, это из-за песни Judas Priest с таким же названием?

Точно! Идею предложил наш первый барабанщик Шелко, которого мы называли «Шеллшок» (“Shell Shock”), и именно ему принадлежит мысль назвать группу Grinder, потому что ему очень нравилась эта песня.

Помнишь ли ты, кто входил в состав Grinder на раннем этапе существования группы? Первый альбом записывали Адриан Хан (бас/вокал), Ларио Теклич (гитара), Штефан Арнольд (барабаны) и ты, но были ли какие-то еще музыканты в составе группы, которые играли в ней до записи альбома?

Да, разумеется. В оригинальный состав входили Адриан, Ларио и Шеллшок. Шеллшок был нашим первым барабанщиком, а затем стал нашим барабанным техником. Когда я присоединился к группе – думаю, это произошло в 1986 или 1987 году, я точно не помню – мы обнаружили, что наш барабанщик не может больше играть с нами. Так что мы искали нового ударника, и после того, как мы поиграли с двумя-тремя претендентами, мы встретили Штефана – он пришел из группы Wallop, базировавшейся в соседнем городе под названием Оффенбах. Мы познакомились с ним и прекрасно сработались. (Сейчас Штефан является барабанщиком Grave Digger – прим. авт.)

А ты слышал в то время альбом Wallop под названием “Metallic Alps”?

Нет, я вообще никогда не слышал этого альбома, так что я и по сей день не знаю, какую музыку исполняли Wallop. В то время я просто радовался, что Штефан присоединился к нам. Он отличный барабанщик, и у нас сложился прекрасный состав – Ларио был главным композитором, у него было врожденное чутье и чувство гармонии, а Адриан был очень интересным вокалистом, потому что в то время он не просто орал в микрофон. Ну а я занимался деталями вроде переходов от основной части песни к припеву, я отвечал за такие вещи как интро и все в таком духе.

То есть ты отвечал за структуру композиций…

Вместе с Ларио. Именно Ларио всегда придумывал основную тему, он был главным композитором, ну а я помогал ему.

Печально, что Ларио умер, но я так и не сумел найти информации о причинах его смерти. Не мог бы ты рассказать, что случилось с ним?

Он покончил с собой. Под конец жизни у него были жуткие проблемы с наркотиками, и в итоге он принял решение покончить жизнь самоубийством. Он выпрыгнул с шестого этажа и разбился. Это случилось примерно десять лет назад. Очень грустно, ведь он был одним из моих лучших друзей. Сейчас он похоронен в своем родном городе Сплите, в Хорватии.

Давай немного поговорим о первом демо, которое называлось “Scared To Death” (1985)…

В то время я еще не играл в группе. Демо было записано Адрианом, Ларио и Шеллшоком. А вот во время второго демо - “Sirens” (1987), того, что с черной обложкой – я уже был в Grinder, и это была первая работа коллектива, в которую я мог внести свой вклад. О первом демо я даже понятие не имею. Я слышал его всего один раз, и для того времени оно было неплохим.

Знаешь, в наши дни в Интернете можно откопать все. Если какая-то запись существует на этой планете, она будет и в Сети. Но я так и не смог разыскать “Scared To Death”.

Я даже и не знаю... Может быть, в то время Grinder были не так уж и популярны, так что осталось мало фэнов, которые могли бы оцифровать ту пленку и выложить на YouTube или еще куда-то.

Расскажи о демо “Sirens”. Насколько хороший прием оно получило у поклонников и прессы? Помогло ли оно получить вам контракт с лейблом?

Отзывы были очень хорошими, но не это помогло нам подписать контракт с лейблом. Мы разослали пленку множеству компаний. Но в то время в Германии был популярен трэш вроде Kreator и Destruction, и никто не хотел слушать более мелодичный спид-метал. Но каким-то образом менеджер Helloween (Лимб Шнур – прим. ред.) получил эту запись от Штефана, и передал ее, в свою очередь, Калле Траппу, который продюсировал наш первый альбом “Dawn For The Living” (1988). Калле Трапп также пытался подыскать для нас лейбл. У него был друг по имени Чарли Ринне, который был владельцем лейбла No Remorse. Калле сказал: «Ладно, если я не найду какой-нибудь лейбл, который возьмется вас издавать, я сам заплачу вам, потому что ваше демо очень классное». Он убедил своего друга из No Remorse подписать контракт с Grinder. Вот так мы и получили контракт на выпуск альбома.

А что скажешь о лейбле No Remorse? Это не та же фирма из Греции, которая существует в наши дни?

Нет, нет. Это был лейбл из Гельзенкирхена. На нем также вышел первый альбом Blind Guardian, ведь Гельзенкирхен – родной город Blind Guardian. Они никак не могли получить контракт на выпуск альбома, и Калле Трапп снова убедил своего друга подписать Blind Guardian. В то время было здорово иметь контракт с лейблом, но сейчас я могу сказать, что организовано у них все было далеко не на самом профессиональном уровне. По сути, это был просто парень, который хотел заработать на издании музыки, но за этим не было никакого маркетинга – просто маленькая реклама в журналах "Metal Hammer” и “Rock Hard”, вот и все.

Как бы ты охарактеризовал Калле Траппа в качестве продюсера? По-твоему, он подходит для работы с трэш-металлическими группами?

Он не слишком хорош для тяжелого металла. Хотя он очень хороший продюсер, и мы многому научились у него, ведь это был наш первый опыт студийной работы. Но мне кажется, что для трэша Калле слишком консервативен. Он не любит настоящий тяжелый звук. Например, когда мы пришли в студию для записи наших партий, он сказал: «Убавь эффект дисторшн на своей гитаре». А я такой в ответ: «Да брось, мы играем хэви-метал, а не кантри, так что моя гитара должна звучать перегружено!» Но Калле настаивал: «Нет, убавь дисторшн наполовину». И я изумился: «Да? Ну, ладно». Это слышно, например, в песне “Dead End” со второго альбома. В начале песни звук гитары перегружен не так сильно, как надо бы. Но Калле был очень компетентным продюсером. Он заставлял Стефана работать на пределе возможностей, постоянно сидел с метрономом и проверял, попадает ли Стефан в ритм. И если вдруг появлялось минимальное отклонение, Стефану приходилось заново играть всю песню целиком. 

Давай поговорим о первом альбоме “Dawn For The Living”. Заглавный трек отражает негативное отношение группы к фашизму, но в тексте также упоминается и коммунизм. Тебе не кажется, что в этих идеологиях есть кое-что общее?

Я не политик. Фашизм был создан для того, чтобы подавлять людей, и это ненормальная идеология. С коммунизмом я знаком не очень хорошо. Наверное, изначально это была неплохая задумка, но она просто не сработала. Но мне кажется, что для людей не было разницы, жили ли они при коммунизме или фашизме – они страдали от угнетения. Сегодня я приветствую все эти перемены в мире. Вроде тех, что происходят в арабских странах, где люди пытаются добиться демократии, чтобы жить более свободно.

Помнишь ли ты песню с третьего альбома “Nothing Is Sacred” (1991), которая называлась “NME”? О чем она?

Смысл этой песни похож на то, о чем мы только что говорили – идеология делает людей недалекими, у людей резко сужается кругозор. Например, в коммунистических странах все говорили, что американцы – враги, а на Западе твердили, что коммунизм – это зло. В Западной Германии в то время нам говорили, что коммунисты угнетают людей, что люди в тех странах очень страдают, а в коммунистических государствах утверждали: «Берегитесь! Капитализм – это опасный путь жизни, он жесток, и людям там плевать друг на друга». Все только и повторяли то, что они услышали в школе или прочитали в книгах. В “NME” Адриан хотел показать, как людей учили ненавидеть других, даже если они и не были лично знакомы. Ты знаешь фильм «Американская история Икс?»

Извини, но нет.

Этот фильм рассказывает об одном американском парне, который был нацистом. Он убил негра, и когда его отправили за решетку, он все еще оставался нацистом, он только повторял то, что слышал от своего отца: негры – это зло, что они даже и на людей-то не похожи. Но в тюрьме у него появляется друг, спасший ему жизнь, и этот друг был чернокожим. И парень начинает понимать: «А они ведь тоже люди!» И в песне рассказывается о том же самом. Во времена холодной войны всех учили ненавидеть противоположную сторону. Я не был знаком ни с одним русским, и думаю, немногие русские лично знали американцев или немцев. Но русские говорили: «О, капитализм опасен!» А мы отвечали: «Коммунизм – это зло!» Это было единственное, что мы знали друг о друге, но сейчас мы понимаем, что все люди одинаковы. Адриан хотел указать на этот неправильный образ мыслей.

Последняя песня с альбома “Dawn For The Living”– “F.O.A.D.” – звучит скорее в духе панка или хардкора. Это была просто шутка, или группе действительно нравилась такая музыка в то время?

Это можно назвать шуткой лишь наполовину. Конечно, нам нравилось кое-что из панка, потому что трэш-метал и панк тесно связаны, и многие трэшеры слушали панк. Корни трэша лежат в панке, и позже, когда появились группы наподобие D.R.I. или S.O.D. со своим альбомом “Speak English Or Die”, это произошло только благодаря панку. Мы решили, что не хотим делать альбом слишком уж серьезным. В целом, песни на альбоме очень критичны. В песне “Sinners Exile” мы утверждаем, что церковь – далеко не самая честная организация. “Dawn For The Living” рассказывает о Второй мировой войне. Песня “Traitor” повествует о политиках, обманывающих людей. Так что у нас для альбома набрались весьма критичные песни, и мы хотели, чтобы его концовка получилась попроще. Название “Fuck Off And Die” может звучать грубовато, но это одна из тех песен, под которые можно отлично повеселиться. Эта песня направлена против всех этих занудных людей, которые не могли врубиться в хэви-метал, панк, трэш и вообще тяжелую музыку. Гитарное соло в этой композиции совсем не похоже на классическое панковское или металлическое соло. Мне кажется, оно более забавное и нетрадиционное. Мы хотели создать что-то более доступное для концовки альбома, а не еще одну критичную и мрачную песню. То же самое мы сделали и на втором альбоме с песней “Train Raid”. Вдобавок, у этой песни еще и смешной текст. Текст “Fuck Off And Die” получился серьезным, а вот “Train Raid” – это веселая песня от начала и до конца. Она и задумывалась как веселая рок-н-ролльная вещь. Но в то время в в хэви-метале было непринято использовать элементы классического рок-н-ролла, и нам хотелось написать свою веселую панковскую вещь. Мы написали текст о персонаже мультика «Счастливчик Люк». Это был популярный в Германии мультфильм. Его вроде бы снимали во Франции. Главный герой мультика – ковбой, он постоянно курит сигареты, разговаривает со своей лошадью, и его лошадь может разговаривать с ним. А еще там есть бандиты братья Далтоны. Так что песня посвящена этому мультику и тому, как бандиты пытаются в двухсотый раз ограбить поезд. Но у них вечно ничего не выходит.

Теперь поговорим о песне “Frenzied Hatred” с первого альбома.

(Смеется.)

Это песня про серийного убийцу?

Ну-у-у-у, и да, и нет. Мне было 16 или 17 лет, и в этом возрасте у каждого появляются проблемы, связанные со взрослением – ты уже подросток, но пока еще не взрослый. В то время у меня были трудные отношения с отцом. Я написал эту песню, чтобы выразить свою ненависть по отношению к отцу. Текст этой песни – это своеобразная фантазия. За этими словами нет какой-то реальной истории. «Бешеная ненависть» означает крайнюю степень ненависти, правильно? Именно об этом я и хотел сказать в то время. Когда кто-то пытался заговорить со мной об отце, я сильно огорчался и говорил: «Я не хочу разговаривать о нем». В то время я ощущал сильное давление со стороны своего отца. Мы не могли нормально общаться, мы постоянно спорили, спорили, спорили. Я был очень огорчен и расстроен из-за того, что у нас с ним происходило.

Почему группа решила продолжить эту историю на втором и третьем альбоме?

После того, как мы записали эту песню на первом альбоме, Адриану пришла идея создать историю, которая бы раскрывалась на всех наших альбомах. Он сказал, что “Frenzied Hatred” – это отличное начало, потому что, как ты сам сказал, она звучит как песня о серийном убийце, хотя я и написал ее о ненависти, которую я испытывал по отношению к отцу. Так что мы записали вторую песню - “The Blade Is Back”, а на третьем альбоме появилась и третья часть - “Dear Mr. Sinister”. Эта история нашла свое выражение и на обложке “Nothing Sacred”, на которой можно увидеть топор на фоне дома. Это была идея Адриана.

Не мог бы ты прокомментировать текст “Dear Mr. Sinister”? Насколько я понимаю, эта песня рассказывает об убийце, который больше не может убивать и сожалеет об этом.

Если честно, я не читал текста этой песни. Я лишь знаю, что это была идея Адриана, и в ней нет никакой связи с реальностью. Две предыдущие песни действительно имеют реальные предыстории, а эта композиция является фантазией на тему Джека Потрошителя или чего-то похожего. Я думаю, если бы нам довелось записать четвертый альбом, Адриан продолжил бы эту историю и далее. Вероятно, он просто хотел сделать историю более захватывающей, чтобы все удивлялись: «Что случилось? Почему этот парень прекратил убивать?» Но мне кажется, что если бы история получила свое продолжение, он снова принялся бы убивать.

Скажи, а много ли концертов группа дала в поддержку “Dawn For The Living”?

После выхода первого альбома мы сыграли, думаю, семь или восемь концертов в Германии вместе с Blind Guardian. Вот почему я сказал, что наш лейбл был не очень профессиональным – он не продвигал нас на рынке, ведь восьми концертов было явно недостаточно. Надо давать по 150 концертов в год в поддержку альбома, чтобы расширить свою аудиторию.

Второй альбом группы “Dead End” (1989) начинается с песни “Agent Orange”. Интересно, что в том же году у Sodom вышел альбом с таким же названием.

Мы не оглядывались на Sodom. Уже потом я услышал, что и них есть песня и даже альбом с таким же названием, но между нашими композициями нет никакой связи, мы не знали ни о чем подобном в то время. Это просто совпадение.

Обе эти композиции посвящены войне во Вьетнаме…

Естественно, ведь газ под названием “Agent Orange” использовался во Вьетнаме, об этом, собственно, и рассказывает песня. Но так произошло случайно. Я не знаю, чья версия лучше, но лично мне больше нравится наша композиция, чем то, что сделали Sodom, потому что в версии Sodom мало гармоний, а мы постоянно включали гармонии в нашу музыку, в партии гитары и вокала. Я не знаком с текстом песни Sodom, но мне кажется, что Адриан проделал отличную работу, написав текст для “Agent Orange”.

На мой взгляд, “Dead End” – это настоящий шедевр, один из лучших альбомов в трэше. И одной из самых любимых композиций для меня является инструментал “Why”. Помнишь ли ты, что послужило источником вдохновения для него?

Еще со времен демо-записи “Sirens” у Ларио была незавершенная композиция, а для второго альбома мы как раз хотели сделать инструментал. Не знаю, почему мы так решили. Наверное, это было популярно в то время, ведь, к примеру, у Metallica были все эти инструменталы вроде “The Call Of Ktulhu” и “Orion”. Нам понравилась идея создать свой собственный инструментал, и мы использовали для него незаконченную вещь Ларио. Но пока мы работали над ним, у нас не было никаких идей, как же его назвать. Все думали, как же его назвать, и что мы хотим выразить в этой композиции, и я сказал: «А почему этой вещи вообще нужно название? Пусть она говорит сама за себя». Вот так и появилось название “Why” («Почему»). Почему мы должны как-то называть этот трек? Каждый должен испытывать свои эмоции или представлять в голове что-то свое, слушая эту музыку. Мы не хотели задавать определенное направление мыслей, говоря, к примеру, что эта вещь называется “Suicide”, чтобы все тут же говорили: «Самоубийство? Но разве эти гармонии и мелодии подходят этой теме?» Я просто сказал: «Почему? Почему эта вещь должна как-то называться? Каждый должен наслаждаться мелодией так, как он хочет сам».

После выпуска альбома группа также выпустила сингл “Just Another Scar”. Почему было принято такое решение?

Мне кажется, в этой песне содержатся отличные мелодии, она даже попала в Топ-30 хит-парада журнала “ Metal Hammer”. Тогда песня добралась до 21 строчки. Идея с синглом исходила от лейбла. Нам сказали: «Эй, у этой песни есть цепляющая мелодия, которая легко запоминается, так что ее не надо переслушивать пять раз». В отличие от многих сложных метал-композиций, эту было очень легко запомнить. Хотя стоит отметить, что в ней очень серьезный текст, повествующий о том, как мы разрушаем окружающий нас мир. Но лейбл сказал: «Давайте попробуем выпустить сингл». Что, собственно, мы и сделали.

Если говорить о первых двух альбомах, то который из них – твой любимый?

Мой абсолютный фаворит – второй, он мне нравится больше всех. Когда мы записывали первый альбом, мы все ходили в школу или служили в армии, ну или проходили альтернативную службу. Только у Штефана и Ларио была работа. Тот альбом был недостаточно зрелым, он похож на необработанный алмаз – хорошие идеи, но далеко не идеальное исполнение. Второй альбом для меня звучал более зрело, ведь на нем были отличные песни и прекрасные тексты, да и продюсирование было хорошим. На первом альбоме Адриан слишком много кричит, а вот на втором он демонстрирует умение по-настоящему петь. Именно по этим причинам второй альбом Grinder – мой любимый.

Ты упомянул о службе в армии, и я знаю, что в то время она была обязательной для молодых людей в Германии. Не мог бы ты рассказать, как проходила служба в немецкой армии в то время?

Я не знаю, я не служил в армии, я отказался от этого. Я просто сказал: «Нет, я не пойду служить». Мне пришлось объяснять это судье, после чего я проходил альтернативную службу, на которой помогал инвалидам и пожилым людям и работал в больницах. Это давало большие преимущества. Сейчас у меня совсем нет волос, но в то время я не хотел стричь волосы ради службы в армии. Я не хотел уезжать в другой город, потому что я желал продолжать двигаться дальше с Grinder. Проходя альтернативную службу, я мог оставаться во Франкфурте. Ну и самое главное, я получал больше денег. Окей, мне пришлось дольше работать – альтернативная служба длилась два года, тогда как служба в обычной армии длилась полтора, но это было не важно. Я все равно решил проходить альтернативную службу.

На следующем релизе, “The 1st EP” (1990), группа стала добавлять в свою музыку элементы фанка и хардкора. Почему вы решили двинуться в этом направлении?

Как я уже сказал, основным композитором был Ларио, а на него оказали влияние самые разные стили. У него было две сестры, и одна из них увлекалась фанком. Он вырос на этой музыке, потому что эта сестра была старше его. Да и я любил фанк. В то время в музыкальной индустрии стали появляться веяния хип-хопа и рэпа. Все музыка находилась в стадии перемен, происходило смешение многих стилей, в результате чего появился кроссовер. Мы решили: «Нам не нравится хип-хоп, но мы любим фанк». Так что мы включили в открывающий ЕР трек “Reeling On The Edge” элементы фанка, но мне кажется, что вторая и третья песни выдержаны в духе традиционного металла.

А вашим фэнам понравились эти перемены?

Конечно, им понравилось, ведь в то время были очень популярны Anthrax. Тексты Anthrax были серьезными, но музыка была довольно-таки веселой, как на сингле “I’m The Man”. Всем это нравилось, и нашим поклонником было по душе, в каком направлении мы развивались. Они говорили: «Вы, конечно, не можете быть на одном уровне с американскими группами. Вы не Anthrax, вы не так круты, но ведь это зависит и от продюсера». Я считаю, что в США в то время были отличные продюсеры, а вот в Германии хороших метал-продюсеров не было.

Должен сказать, что ЕР и следующий альбом вы записывали как раз с очень хорошим продюсером, Харрисом Джонсом. Тебе понравилось работать с ним?

Он также работал с Sodom, и он очень опытен в том, что касается продюсирования. У него множество отличных идей, он профессионал, очень увлеченный своим делом, и еще он очень спокойный человек. Он подает множество отличных идей, но при этом не хочет менять твой стиль. Как я уже упоминал, Калле Трапп велел нам убавить дисторшн во время записи гитар. Но мы играли тяжелый металл, так что хотели, чтобы дисторшн был задействован на полную катушку. Харрис Джонс сказал: «Чего? Что вы такое говорите - убрать дисторшн? Ни в коем случае! Пусть все так и будет! Я все смикширую, как надо». И мы думали: «Ох, ну спасибо тебе». Он был отличным парнем, но по сравнению, например, с Риком Рубиным из Def Jam, который работал со Slayer, он был словно из другого мира.

Знаешь, сейчас иные молодые музыканты утверждают, что Рика Рубина переоценивают, что он не так хорош, как о нем думают.

Может быть и так, ведь технологии звукозаписи сейчас сильно отличаются, и есть много других талантливых людей. Но в то время Рик был очень крутым продюсером. Я хочу сказать, что все это было 20 лет назад, и за это время многое могло поменяться. Я уверен, что сейчас есть много молодых ребят, которые продюсируют альбомы лучше, чем это может делать Рик Рубин. Уже в то время он был в серьезном возрасте, так что, возможно, он просто не поспевает за переменами в индустрии.

Я знаю, что в 1990 году Grinder дали концерт в столице Турции Стамбуле, и вы были первой иностранной группой, выступившей там. Какие у тебя остались воспоминания об этом шоу?

Мы были очень удивлены. Был такой парень, которого звали Хан. Он познакомился с Ларио, который в то время работал в музыкальном магазине. И вот этот парень сказал: «Здравствуйте, мистер Эргюн, я хочу организовать концерт с вашим участием в Турции!» А я в ответ: «Эй, да брось ты! Забудь об этом, это очень опасно!» Турция была сумасшедшей страной, и я боялся, что они отправят меня служить в турецкую армию. Но этот парень переубедил Ларио, и спустя неделю или две мы подумали и решили: «Это отличный шанс познакомить Турцию с хэви-металом». Так что мы дали свое согласие, и Хан принялся за организацию концерта. Это были невероятные впечатления. Во время выступления солдаты с автоматами, выполнявшие роль секьюрити, начали трясти головами – поверить в такое было просто невозможно.

После выхода "The 1st EP” группа ушла с No Remorse на лейбл Noise. Помогал ли новый лейбл в продвижении Grinder?

Я думаю, в то время в Германии Noise был почти что мэйджор-лейблом. Это был популярный лейбл, потому что они подписали ряд весьма интересных команд. В то время меня интересовала только музыка, и все вопросы, связанные с лейблом, я переложил на Адриана и Стефана. Я хотел просто играть на гитаре, так что деловые вопросы меня не интересовали. Но даже я заметил, что маркетинг изменился. По сравнению с No Remorse Noise делали для нас куда больше. Мы были лишь одной из… я не знаю, сколько групп было в то время подписано на Noise, может, 30 или 40, но новый лейбл вкладывал в нас куда больше денег, чем No Remorse, у которых был контракт с тремя или четырьмя командами.

Альбом “Nothing Is Sacred” микшировался в студии Sky Track в Берлине, а ведь это была очень дорогая студия. Как ты думаешь, это было правильным решением?

Мне кажется, это была пустая трата денег. Основные дорожки мы снова записали с Харрисом Джонсом, но если ты сравнишь звучание “The 1st EP” и третьего альбома, то поймешь, что альбом звучит отвратительно. В нем нет мощи, ударные звучат неказисто, и все звучит так, словно бы играет только одна гитара. Мы принесли CD в наш любимый метал-бар во Франкфурте, который в то время посещали все люди из нашего окружения, и сказали: «Эй, а ну-ка! Поставьте наш новый альбом!» И диджей сказал: «А что, тут только одна гитара?» Я удивился: «Нет, две». А он ответил: «Все звучит так, словно бы играет одна гитара, да и та прописана слабо». Ну, и мне пришлось признать: «Да, похоже, что ты прав». Я думаю, Харрис в этот раз просто провалил все дело. Кроме того, на третьем альбоме слышно, что мы утратили свой стиль. Манера пения Адриана была слишком уж странной и экспериментальной. Да и музыка была такой же. Я помню, что Noise потребовали от нас предоставить им полностью готовый альбом в течение двух месяцев. Так что мы создали альбом за два месяца, и это отчетливо слышно – альбом получился фиговым. Мне он совершенно не нравится. Есть несколько песен вроде “None Of The Brighter Days”, в которых музыка в полном порядке, но пение, на мой взгляд, далеко от совершенства. Также на этом альбоме можно услышать игру нового басиста – Энди Райхерта. Он пришел к нам совсем из другой музыки, ему нравился прогрессив-метал, он был большим поклонником Rush и Джо Сатриани, а нам такое не совсем подходило, ведь Grinder были трэшевой группой. Мы хотели играть гармоничный спид-метал с элементами трэша, может, еще с добавлением панка и фанка, но мы не хотели менять наш стиль, а когда Энди присоединился к нам, мы утратили собственное лицо. 

К тому же, в группе начались проблемы, потому что половина участников хотела играть более скоростную музыку. Адриан и Стефан хотели играть быстрее, а мы с Ларио сказали: «Нет, мы хотим продолжать играть гармоничный и мелодичный материал». Мы не хотели играть более тяжелые вещи. Мы хотели, чтобы продюсирование стало лучше, но делать более тяжелую музыку нам было не по душе. У нас были определенные разногласия, и Ларио решил уйти из группы. На третьем альбоме он не сыграл ни единой ноты, потому что его работодатель не дал ему отпуск. Я сам сыграл все гитарные партии, а когда Ларио пришел для микширования альбома, он воскликнул: «Да это дерьмо какое-то!» А я ответил: «Да, знаю, но что мне оставалось делать?» Я говорил Адриану: «Пожалуйста, прекрати петь так, будто у тебя заложен нос». Ларио был очень недоволен и разочарован. Спустя несколько недель, а может, через пару месяцев после выхода альбома Ларио сказал: «Я ухожу из группы». 

Полагаю, именно давление со стороны лейбла привело к написанию песни “Nothing Song”, так?

Нет, это не о Noise, мы просто хотели сделать песню о пустом месте, потому что мы не знали никого, кто бы сделал что-то подобное. Когда мы сочиняли и репетировали эту вещь, мы решили: «Давайте сделаем «песню про ничего», песню, которая на самом деле не была бы песней». Адриан сочинил очень подходящий текст. Но ты можешь интерпретировать эту песню, как нашу реакцию на давление со стороны Noise Records, хотя на альбоме есть более интересная вещь - “Nothing Is Sacred”, заглавный трек. У нас была долгая дискуссия на тему, надо ли нам использовать текст подобного рода. Два самых известных металлических журнала в Германии – “Metal Hammer” и “Rock Hard” – очень дружелюбно относились к группам вроде Blind Guardian и Sodom, которые базировались в западной части Германии, в городах вроде Дортмунда и Эссена. А группам из Франкфурта или еще откуда-то было трудно добиться интервью – с ними делали одно интервью в год или около того. Так что мы думали: «Эти парни сидят там у себя и поддерживают своих друзей, потому что они видятся каждый день, когда идут куда-то потусить. Когда журналисты идут в бар, они встречают парней из Sodom, ведь они живут в одном городе, посещают одни и те же места, где играет металл. А мы – парни из Франкфурта, живем в 380 километрах от тех мест, и у нас нет ни единого шанса встретиться с этими журналистами, чтобы наладить с ними отношения и получить поддержку от их журналов». Именно поэтому мы заявили, что в музыкальном бизнесе нет ничего святого. Люди слушают наши записи, но он не знают нас лично, они не имеют понятия о том, какую работу мы проделали, о том стрессе, который мы испытали при смене лейбла, они не подозревают о том скрытом недовольстве, которое Ларио испытывал в то время и которое стало причиной конфликтов и трений в группе. Им невдомек, как трудно было записать альбом за два месяца. Журналы не обращали на нас внимания, и поэтому мы сочинили эту песню. Но мы долго спорили о том, стоит ли использовать этот текст. Я сказал: «Да, давайте его используем! Мы – группа с собственным лицом, мы не собираемся писать тексты на потребу кому-то, мы пишем о том, что заслуживает нашего внимания». Так что мы выпустили эту песню, и это буквально сломало нам хребет, ведь после нее пресса возненавидела нас, и мы получили отвратительные отзывы. 

Значит, к распаду группу привели перемены в стиле и натянутые отношения с прессой?

Пресса никогда нас особо не жаловала, но после песни “Nothing Is Sacred” нас стали просто игнорировать. Во всех рецензиях наш альбом называли слабым, а интервью с нами делать просто перестали. Ларио был недоволен тем, в каком направлении двигалась группа, он заявил: «Этот новый басист, его влияние и его игра совсем не совпадают с нашим видением Grinder». Он не хотел оставаться в группе еще и потому, что у него было недостаточно навыков игры на гитаре, и ему было трудно исполнять те песни, которые мы написали в то время. Стефан и Адриан сказали, что Ларио придется больше репетировать, иначе он не сможет оставаться в группе. Я возразил: «Нет, ему не надо упражняться, потому что я могу играть эти песни, и мы сможем выступать на концертах, к тому же, он наш главный композитор, и я не хочу играть в группе без Ларио». Мы были лучшими друзьями, и я заявил: «Если Ларио уходит, то и я тоже уйду». И вскоре после ухода Ларио я принял решение покинуть Grinder. Несколько лет спустя я пытался сколотить новую группу, которая называлась Rawboned, но это так и не увенчалось успехом. Самое забавное, что после распада Grinder Адриан и Стефан, которые хотели играть более тяжелую музыку, основали команду Capricorn, музыка которой была совсем не тяжелой. В то время мы называли такую музыку стрит-роком. Я был очень удивлен, услышав их первые песни, ведь я ожидал от них трэш-метала в духе Destruction, а они вдруг заиграли в стиле Motorhead. Я недоумевал: «Какого черта?»

Я слышал, что тебе доводилось играть с Сapricorn на концертах. Правда ли это?

Нет, я никогда не выступал с Capricorn. Когда Ларио ушел из Grinder, в группу взяли Дэвида Хофманна, того, который блондин. А когда ушел я, они решили поменять название с Grinder на Capricorn, но они также полностью поменяли и стиль, потому что Дэвид и второй гитарист – кажется, его звали Майкл – они до этого играли рок-н-ролл и традиционный металл. Так что в группе оказались гитаристы, которые могли играть только обычный хэви-метал, и поэтому Адриан и Стефан стали играть такую музыку. Мы развалили такую талантливую группу, потому что у нас были разногласия на счет того, играть ли нам более тяжелую музыку или нет, а потом они берут гитариста, способного играть только традиционный хэви-метал, и делают что-то совершенно противоположное! Я был сильно разочарован. Я сказал им: «Вы развалили Grinder просто потому, что хотели играть эту музыку?!» Меня все это очень огорчило, и я какое-то время не общался с Адрианом и Стефаном. Сегодня мы со Стефаном вновь дружим, а где живет Адриан, никто не знает, но в то время я был очень обижен. Я сказал: «Вы солгали нам. Вы постоянно твердили, что мы должны играть тяжелее, но в итоге сами сделали нечто совершенно противоположное». Ведь я хотел продолжать играть мелодичную музыку, я хотел создавать трудные для исполнения песни, хотел познать границы своих возможностей, но я не хотел менять наш стиль. Ты слышал, к примеру, новый альбом Machine Head “Locust”? Если ты сравнишь его с диском “The Blackening”, то увидишь, что это типичные Machine Head, но вещи, которые они играют, достаточно тяжелы для исполнения. Именно это я и имею в виду, говоря «более сложные». Я не хотел делать песни запутанными, я просто хотел играть композиции, которые могут исполнить далеко не все.

А что насчет проекта Адриана с музыкантами Tankard, который назывался Nemesis? Ты как-то был связан с этой группой?

Да, я помню их – там играли гитарист и барабанщик Tankard (Аксель Катцман и Арнульф Танн соответственно). Это был просто временный проект. Адриан пел в нем, потому что владелец нашей репетиционного помещения был продюсером этой команды. Мы репетировали в старом бункере времен Второй мировой войны, где также репетировали и другие команды – Tankard, Bohse Onkelz и т.д. У владельца этого помещения было увлечение – записывать музыку. Он хотел запустить эту группу, и однажды меня спросили, не хочу ли я присоединиться к ним. Я записал только партии соло-гитары, к ритм-партиям я даже не прикасался. К тому моменту все было уже сделано, и у меня было четыре или пять дней, чтобы выучить песни и придумать соло-партии. Вот почему все звучит не так интересно – в соло недостает идей и самобытности, ведь большая часть из них была результатом импровизации.

Мне кажется, что и сами песни получились более прямолинейными.

Я не принимал участия в сочинении песен. Все композиции написал Аксель. Я просто выучил их за несколько дней. Потом я пришел в студию, и мне сказали: «Окей, у тебя в распоряжении два часа. Давай писать соло». Я сказал «Окей», вот и все. Для меня это была работа, чтобы раздобыть деньжат. Меня это не увлекало, потому что это был не мой стиль музыки. Я думаю, Адриан спел на этой записи плохо, да и моя игра была ужасной, ведь у меня было недостаточно времени, чтобы придумать хорошие соло. Гитарные партии выдержаны в духе Tankard, ты и сам можешь это слышать. Вот, собственно, и все. Tankard также спрашивали, не хотел бы я присоединиться к ним после ухода из Grinder, поскольку они подыскивали нового гитариста. Но я отклонил их предложение, потому что мне не подходит стиль Tankard. Я мог бы заработать на этом денег, но деньги меня не интересовали, меня интересовала игра на гитаре.

Было бы интересно послушать результат твоего сотрудничества с Tankard, потому что ты мог бы внести в их музыку весьма интересные идеи.

Может и так, но мне кажется… Я должен сказать, что для меня Адриан – очень хороший вокалист. Я знаю, что он может петь очень здорово, у него неповторимый голос. А вокалист Tankard просто кричит в микрофон. Я знал, что Герре не умеет петь по-настоящему, он только кричит, а я хотел играть в группе с вокалистом, который может петь грубо, когда это нужно, но если нужно петь чисто, он должен петь чисто. Думаю, с Tankard это было бы невозможно. Более того, я думаю, их фэны не оценили бы серьезных перемен в стиле группы. Я не хотел играть панк, это отнюдь не самая моя любимая музыка. Мой любимый стиль – метал вроде того, что мы играли с Grinder, или новый альбом Machine Head. Я предпочитаю такую музыку, но никак не панк.

Что произошло после твоего ухода из Grinder? Играл ли ты в каких-то группах?

Да. Я подыскивал участников для группы и создал команду Rawboned, но у меня ушло, по-моему, пять лет, чтобы найти подходящих музыкантов. Потом мы записали первое демо, но все это не шло ни в какое сравнение с Grinder, потому что музыканты моей группы были очень неопытными, а вокалист был просто отстойным – это был классический вокалист с очень высоким голосом. Я говорил ему: «Эй, ты ведь можешь иногда петь грубо, тебе надо освоить эту технику. Ели ты освоишь ее, то твой голос не пострадает». Но он не поверил мне, так что все это было лишь попыткой создать группу. Знаешь, я ведь просто гитарист, я не композитор, но мне пришлось сочинять все песни, мне пришлось говорить барабанщику, как ему играть, я был вынужден говорить вокалисту, как ему петь, а потом он все равно пел совсем не так… Мы не были настоящей группой. Разница между Grinder и Rawboned заключалась в том, что во время записи первого альбома Grinder мы были лучшими друзьями. Каждый вечер мы ходили в наш любимый бар, где вместе выпивали, а на следующий день я играл на гитаре с утра до вечера. Я постоянно играл вместе с Ларио, мы сочиняли новые вещи, а потом мы шли на репетицию и показывали наши наработки Адриану и Стефану. Мы записывали наши идеи на пленку и давали ее Стефану и Адриану, чтобы они дома послушали ее и решили, что можно сделать с этими идеями. А в Rawboned мне пришлось делать все самому, мы не работали как одна команда. Но я совсем не хотел быть лидером. Именно поэтому группа не добилась успеха. Мы пытались работать с разными вокалистами, с разными барабанщиками, но… Я не знаю, как с этим дела в России, но в Германии хорошего гитариста можно найти буквально на каждом углу, а вот подыскать хорошего вокалиста и барабанщика очень сложно.

У нас - то же самое. В России, наверное, найдется лишь несколько достойных певцов на всей метал-сцене.

Я не знаю, как это получается у американцев, но у них всегда находятся хорошие певцы. Вот поэтому я и прекратил работу с Rawboned. Я не мог найти подходящего вокалиста и просто сдался. В группе были женатые музыканты, у кого-то была постоянная работа, и они говорили: «Я не могу приходить на репетицию в такое время, я могу репетировать только дважды в неделю». А я говорил: «Эй, хватит! Вы собираетесь заниматься музыкой, или для вас это просто хобби?» Те музыканты не проявляли заинтересованности. Для них все это было хобби, а я хотел всерьез заниматься музыкой. И в итоге я сказал: «Все, я сдаюсь, забудьте про это».

Играешь ли ты на гитаре сейчас?

Я играю для себя, но в группе я не играл с 1996 года. Какое-то время я тусовался с Ларио. Он увлекся техно-музыкой. Он записывал музыку в этом стиле и говорил: «Эй, Энди, давай запишем вместе музыку в стиле техно!» А я ответил: «Да ну, я же металлист, чего мне делать в техно?»

Техно? Ты имеешь в виду танцевальную музыку?

Да, (изображает) все эти «тыц-тыц-тыц». Типичное танцевальное дерьмо. Он занимался всем этим, потому что считал техно новым словом в музыке. Он плотно сидел на наркотиках, а все эти техно-фрики постоянно принимают разные таблетки, и я думаю, Ларио присоединился к этому движению, потому что таким образом он мог легко раздобыть наркотики. Во времена Grinder он только употреблял алкоголь, но в то время все пили. После ухода из Grinder он начал курить травку, но и с этим проблем не было. Но позже он начал принимать экстази, галлюциногенные грибы и становился все более и более странным, у него появились проблемы с психикой, даже началась шизофрения. Я думаю, он покончил с собой, потому что стал шизофреником. Он жаловался: «Меня кто-то преследует! Кто-то хочет причинить мне вред!» А я отвечал: «Ларио, успокойся, приди в себя! Прекрати принимать эти гребаные таблетки, лучше выпей пивка!» Но он уже не мог остановиться. Поэтому так получилось, что я немного знаком с техно-музыкой - Ларио занимался ею, а я частенько бывал у него в гостях. 

А чем ты сейчас занимаешься? Есть ли у тебя обычная работа?

В течение десяти лет я работал инженером в области информационных технологий. Я работал над приводами жестких дисков, но в последние три недели я ищу новую работу, потому что моя старая фирма продала мое подразделение конкурирующей компании. Буду искать новое место, ну а прямо сейчас я наслаждаюсь свободным временем. (Смеется.) Я подумываю о том, чтобы снова начать заниматься музыкой, но не на постоянной основе. Я знаю парня, который умеет играть на скрипке, и я уверен, что могу многому научится у него, потому что он очень хороший музыкант. К тому же у меня есть друг, играющий на гитаре. Но он не металлический гитарист, он больше любит панк, и мы хотим помогать друг другу в реализации наших идей и песен. Если ему понадобится второй гитарист, я выучу его материал и буду играть с ним, чтобы у него была возможность записать свои вещи, ну а он обещал помочь мне с записью гитары, если я вдруг надумаю вновь заниматься музыкой.

Энди, большое спасибо тебе за это интервью! Если ты хочешь что-то сказать своим российским поклонникам, то у тебя есть такая возможность. 

До того, как мы с тобой познакомились, я и не знал, что Grinder были популярны в России.  Если бы я знал об этом в то время, когда играл в Grinder, я думаю, мы бы постарались организовать в вашей стране хотя бы один концерт. Мы думали, что за пределами Германии о Grinder никто не знает. Если бы у меня был шанс снова играть в Grinder, если бы я мог повернуть вспять колесо времени, то я бы выступил в России вместо Турции. Я горжусь тем, что даже в России люди слушали Grinder и любили такую музыку.

Константин “Hirax” Чиликин
5 января 2012 г.
(с) HeadBanger.ru