Diorama
Я всегда писал грустные песни

14.01.2011

Торбен Вендт, лидер немецкой синт-поп/дарквэйв команды Diorama, - личность приметная. Высокий рост, некоторая вальяжность в походке и жестах, саркастическая ухмылка – все это я «примечала» больше часа, пока с третьего яруса «Точки» наблюдала за саундчеком группы перед ее московским выступлением. Время, на которое было назначено мое интервью, давно прошло, но меня это не пугало – как ни странно, других журналистов поблизости не наблюдалось, из чего я сделала вывод, что общаться с Торбеном в этот вечер буду я одна. И, хотя мне не терпелось поговорить с господином Вендтом о его новом релизе под хитроумным названием “Cubed” и много о чем еще, я спокойно ждала своего часа.
И вот, наконец, затянувшийся из-за технических неполадок саундчек закончился, и Торбен, захватив стаканчик с черным чаем, поднялся в «чилл-аут». Как выяснилось, он посадил голос на концерте в Екатеринбурге, который состоялся накануне, и теперь старался его восстановить при помощи горячих (но не горячительных) напитков. Посочувствовав Торбену и выразив надежду, что сегодня его голос будет все равно звучать прекрасно (так и было!), я приступила к своему любимому делу: задаванию вопросов.

Название вашего нового альбома “Cubed” («в кубе») может вызывать у слушателей множество различных ассоциаций. Но что оно значит лично для тебя?

Конечно, в этом названии заключено много разных смыслов… И воспринимать его можно по-разному. Но когда я выбирал название для диска,  я хотел, в первую очередь, найти такое слово, которым можно обозначить место обитания человека. То пространство, которое его окружает… И я нашел его. Образ куба, который окружает нас, где бы мы ни были и что бы ни делали, показался мне очень удачным – это метафора и для того пространства, в котором мы существуем, и, вместе с тем, для тех границ, которые нам не дано преодолеть. Нам не вырваться из этого куба. Каждый из нас обречен на смерть, и после нее не будет ничего, как не было ничего до нашего рождения – такой у меня безнадежный взгляд на мир. Но альбом как раз не об этом, а о том, как жить с этой безнадежностью и как обратить ее себе во благо.

То есть в жизнь после смерти ты не веришь?

Нет… А должен?

Ну, не знаю, многие верят…

Эти «многие» - дураки. (смеется) Не пойми меня неправильно, я не говорю, что я самый умный на свете. Просто я никогда не видел ни малейшего доказательства того, что со смертью все не заканчивается. Все, что у нас есть – это весьма сомнительные религиозные догмы, которые меня нисколько не убеждают. Но пусть все придерживаются той точки зрения, которая им больше нравится. Я не собираюсь говорить всем и каждому: «Эй, слушай! Не верь в Бога, и в дьявола тоже не верь, и вообще ни во что не верь». Это не мое дело.

При твоих взглядах на жизнь и смерть у тебя должна быть примерно такая жизненная философия: нужно наслаждаться каждой секундой и быть уверенным, что ты не тратишь свое время впустую. Правильно?

Да, так и есть, очень верно подмечено! Это как раз одна из основных идей “Cubed”: даже если твоя игра заведомо проиграна, ты еще можешь получить от нее удовольствие. У тебя есть друзья, у тебя есть музыка и много других вещей, которые тебе нравятся, - спорт, танцы, одежда и любые другие хобби и интересы… И вот этим всем ты заполняешь свой куб. Ты украшаешь свой мирок, чтобы почувствовать себя в нем более счастливым.

Вы выпустили два издания альбома – «белую» и «черную» версию. Можно ли сказать, что дополнительные песни на “Cubed Black” (черном) придали ему более «темное» звучание?

(пауза) На самом деле, за цветом здесь не кроется какое-то глубокое значение. Мы просто собирались выпустить два издания и хотели, чтобы они отличались друг от друга. Поэтому мы и сделали одно белым, а второе черным. «Черное» издание включает в себя бонус-CD, дополнительные иллюстрации, а также складной куб. Так что это особенное, лимитированное издание альбома. И нам хотелось, чтобы это лимитированное издание смотрелось как-то по-особому. Поэтому мы подумали: «Раз уж в обычной версии альбом у нас белый, пусть в этой версии он будет черным». Так что все дело в контрасте белого и черного, а больше тут ничего нет.

В одном из недавних интервью ты сказал (я процитирую): “В “Child of Entertainment” (первый сингл с нового альбома) нашли отражение мои личные переживания последних трех лет». Поясни, пожалуйста, что же происходило в эти три года?

Ну… У меня была такая мерзкая работа. То есть, сама по себе работа была не мерзкая, но условия работы были очень непростыми… (узнать, что это была за работа, мне удалось, но за разглашение этой информации меня обещали убить :) - прим. авт.) Меня они ужасно напрягали, и вскоре я начал замечать, что теряю способность писать музыку – из-за нехватки времени, сна и энергии. Когда в 8 или 9 вечера я добирался до дома, я уже был выжат как лимон. А по выходным у меня были концерты, поэтому на создание новой музыки времени не оставалось вообще. Я очень переживал по этому поводу и понял, что мне придется выбирать между жизнью офисного клерка и жизнью артиста. Мое сердце склонялось в сторону жизни артиста, и я почувствовал, что это мое призвание, это гораздо больше, чем неприметное существование исполнительного работника. Но мне нужно было самого себя в этом убедить. Мне нужно было снова набраться храбрости. И вот эта самая песня, как и весь альбом “Cubed”, помогли мне, в итоге, бросить работу. Я ушел оттуда. Поэтому “Child of Entertainment” для меня – хотя в ней, конечно, есть и другие подтексты и смыслы, но для меня лично – это песня о противоречии между творчеством, способностью наслаждаться жизнью артиста, наслаждаться вином и женщинами… (смеется) ну, ты поняла… и жизнью «не-артиста».

В клипе на эту песню три участника игры «Кто я?» пытаются угадать, кто ты по профессии, и проигрывают. Значит ли это, что тебя так сложно «опознать»?

То противоречие, о котором я только что говорил, отражено и в  видео… Парень, который идет на ТВ-шоу (Торбен), сам не знает, кто он такой. Он как бы застрял между мирами, он, в общем-то, никто. А те, кто пытается его «отгадать», этого не знают. Им не дано это понять, у них не хватает воображения. Конечно, смысл как видео, так и песни в том, как важно найти себя. Разобраться в том, кто ты есть на самом деле и каковы твои цели… Всем так интересно выяснить, кто же этот гость ТВ-шоу, именно потому, что он утратил свое значение. Он пуст.

Как-то раз ты сказал, что считаешь свою группу «темной лошадкой». Насколько я понимаю, ты имел в виду, что вы не очень широко известны публике, но зато все, кто познакомился с вашим творчеством, становятся вашими преданными фанатами. Но значит ли это, что ты не стремишься к безграничной славе, и, если да, что вообще для тебя значит успех?

Думаю, для меня успех значит все то же, что и для остальных - богатство, слава, популярность, огромная аудитория и прочее. Я бы не сказал, что все это мне не нужно. Но эти критерии успеха никогда не были для меня самоцелью. Мы всегда делали только такую музыку, которая нам самим нравилась. А все остальное пришло само. Я не могу сказать, что мы входим в высшую лигу групп нашего направления или что мы мировые звезды. Но до тех пор, пока нас приглашают выступать, и пока у нас есть такие группы поддержки, как, например, российская команда, которая привезла нас сюда в четвертый или пятый раз, все в порядке. Мы не жалуемся на судьбу, гордимся собой и считаем, что все так, как должно быть. А там уж посмотрим… Да, раз уж мы заговорили об успехе, у него есть еще один критерий… Любой музыкант скажет, как для нас важно самовыражение и способность оставаться верным себе и своим идеалам… Но это и так ясно, так что повторяться нет смысла, не будем останавливаться на таких очевидных моментах.

Тогда поговорим о чем-нибудь не настолько «очевидном». Почему, например, ты так редко поешь на родном языке?

Я и сам не знаю. Когда я сажусь за фортепиано, чтобы написать какую-нибудь песню, или когда идеи сами собой всплывают у меня в голове, они почему-то всплывают обычно на английском. Я же не сижу с ручкой в руке и не говорю самому себе: «Так, сейчас я собираюсь написать песню на немецком или на французском…» Я просто освобождаю сознание, позволяю мыслям разбежаться, а потом те, что возвращаются обратно, трансформирую в музыку. И по какой-то неизвестной причине мне на ум, как правило, приходят именно английские фразы и строки.

Возможно, этот язык больше подходит твоим песням…

Возможно, все дело в том, кто больше на меня повлиял. Немецкую музыку я никогда особо не слушал. За исключением одного исполнителя по имени Райнхард Мэй. На мой взгляд, он единственный по-настоящему великий автор-исполнитель, который писал на немецком. Кроме него я никаких немцев не слушаю.

Что вдохновляет тебя на написание текстов, откуда черпаешь идеи?

Наверное, жизненные обстоятельства и события, на фоне которых создается тот или иной альбом. А вообще, любые мои впечатления, все то, что привлекает мое внимание, может повлиять на мое творчество. Жизнь как она есть.

А такие периоды, когда ничего не пишется, как ни старайся, у тебя бывают?

Да, со мной это случается – обычно сразу после того, как я закончил работу над очередным альбомом. Мне нужно полгода, а то и год отдыха, чтобы собраться с мыслями, накопить свежие идеи и энергию, которая заставила бы меня снова взяться за написание песен, начать новую главу. Я же не конвейер. Мне нужно жить и получать опыт – новый опыт. Только тогда у меня будет материал для написания новых песен. Я же не могу писать ни о чем.

Насколько я знаю, ты начал писать песни в 12 лет. Какими были твои первые опыты?

(улыбается) Ты хорошо осведомлена. Молодец! Так здорово подготовилась... В двенадцать лет мои первые песни, сама понимаешь, были очень детскими. Они были о том, что меня волновало в то время - подростковая депрессия, мысли о суициде, что-то в таком духе… Могу точно сказать, что я всегда писал грустные песни – за всю жизнь ни одной радостной не написал. Ну, наверное, это слишком просто – скорее так: я не написал ни одной песни, которую окружающие могли бы назвать «радостной». Хотя я бы не сказал, что в нашей музыке нет радостных моментов. Но такого, типа «жизнь прекрасна и абсолютно счастлив», я ни разу не написал – просто потому, что со мной такого никогда и не было. Поэтому я стал довольно рано… писать песни о смерти Курта Кобейна, например. Не знаю, почему, но она меня очень вдохновляла.

А какими были твои первые песни в музыкальном плане?

Фортепиано. Только фортепиано и голос. Больше ничего. Все навороты появились позже.

В одном интервью ты сказал, что у тебя в жизни есть четыре самые большие «радости»: музыка, кино, спорт и путешествия. Музыку мы обсудили, давай теперь поговорим о кино. Какие фильмы ты любишь?

Сейчас мне довольно сложно открывать для себя новые фильмы. Я живу в небольшом городке в Германии, и в нашем кинотеатре ничего кроме голливудских новинок не увидишь – а их я смотреть не могу, потому что это ширпотреб. Но я люблю кино, снятое в Испании, Франции, скандинавские фильмы «Догмы» (группа режиссеров «Догма 95», подписавших одноименный манифест - прим. ред.), Ларса фон Триера. Мне нравится Джим Джармуш… Я обожаю Дэвида Линча. «Шоссе в никуда» - один из моих любимейших фильмов, так же как и «Малхолланд Драйв». Да и все подобные фильмы… Странные, мрачные…Кино, не отвечающее какой-то определенной схеме, - это как раз к разговору о голливудских фильмах: они все построены по однотипным сюжетам, и ты с самого начала знаешь, что влюбленные воссоединятся в конце, легко определяешь, кто из героев погибнет, и можешь поспорить, что дети и собаки останутся живы. (Улыбается) А я люблю фильмы, в которых дети и собаки погибают. Это, конечно, необязательно… Но фильм не должен быть построен по какой-то определенной схеме, которая уже много раз повторялась в других картинах.

Понятно… А что насчет спорта?

На сегодняшний день – это пешие прогулки. Прогулки в горах.

Чем же тебя привлек этот вид спорта?

Ну, возможностью дышать. Дышать легко и чувствовать каждый вдох. А еще возможностью посмотреть на все сверху – это очень помогает, когда нужно голову разгрузить.

Когда ты оказываешься в незнакомом городе, на что ты обращаешь внимание в первую очередь? Ну, знаешь, одним интересна архитектура, другим – магазины, а некоторым вообще что-то совсем иное…

Я всегда любил ходить пешком. Если привезти меня в город и там оставить, я буду ходить часами. Именно так, по-моему, проще всего составить впечатление о городе. Нужно просто побродить по нему и посмотреть по сторонам. Меня не особо интересуют достопримечательности, всякие замки и церкви. Мне интереснее сама атмосфера города, мне нравится заглядывать людям в лица, смотреть, улыбнутся ли они в ответ, если я улыбнусь им, мне хочется увидеть, во что тут принято одеваться, какие цвета здесь преобладают. Какой это город, серый или разноцветный. Какое настроение витает в воздухе… Вот такие вещи меня по-настоящему увлекают.

Тут организаторы начинают собирать на стол, за которым мы сидим, обед для музыкантов – я, конечно, понимаю намек. Что ж делать, пора заканчивать!

У нас осталась всего минутка, поэтому давай вот на чем завершим наш разговор: скажи, пожалуйста, несколько слов нашим читателям.

Это, конечно, звучит не ново, но нам очень приятно видеть, насколько поднялся за последние годы интерес к нам – в первую очередь, российской публики. Для нас это очень много значит, и мы всем вам искренне благодарны. Фанаты – это одна из основных причин, по которой мы продолжаем свой музыкальный путь. Из-за них мы с таким удовольствием приезжаем в Россию, выступаем здесь и наслаждаемся всем, что здесь с нами происходит.

Официальный сайт Diorama: http://www.diorama-music.com/

Выражаем благодарность Насте Серебренник и команде Russian Synth Community за организацию этого интервью

Ксения Артамонова
4 ноября 2010 г.
(с) HeadBanger.ru