Dynazty
Восхождение

21.08.2019

Шведская группа Dynazty существует на музыкальной сцене порядка 10 лет, и за это время успела выпустить 6 полноформатных альбомов, поменять свой музыкальный стиль (и, пожалуй, даже не раз), отыграть безумное количество концертов в Европе, Азии и Америке, подписать контракт с AFM Records, а также обрести себя. Выпустив осенью 2018 года свой последний на данный момент альбом “Firesign”, коллектив, как вы прочитаете ниже, буквально через несколько месяцев принялся за работу над следующим релизом, при этом не прекращая активно гастролировать, и нам в редакции совершенно не понятно, как они управляются со всеми этими делами без махаона времени. О новых проектах группы, их совместном прошлом и будущем мы поговорили с вокалистом Dynazty Нильсом Молином, который также выступает параллельно в другом крайне активном шведском коллективе – Amaranthe.

Итак, давай начнем с Dynazty. Я знаю, тебя много раз спрашивали о том, как вы решили изменить свое звучание на последних трех альбомах, и в особенности на новом – “Firesign”. Бытует мнение, что это была очень резкая перемена, но мне интересно, насколько закономерной такая звуковая мутация была на твой взгляд. Как ты считаешь, это все же была эволюция или революция?

Я думаю, что самая крупная звуковая революция, совершенная нами, произошла на четвертом альбоме “Renatus”, в 2014 году. И мне кажется, что в тот момент это действительно был резкий поворот: уйти от того жанра, который можно было охарактеризовать как ретро хард-рок, в сторону чего-то более современного. Затем, на следующем альбоме (“Titanic Mass”, 2016) мы уже придерживались заданного направления, а потом, на последнем снова позволили себе некоторые вольности. Для меня это никогда не было осознанным решением, всё получалось само собой, когда мы начинали писать песни. А то, как ты пишешь песни, зависит от того, как развивается твой характер и всё прочее: ты развиваешься как личность, и у тебя возникает желание создавать музыку определенным образом. Я думаю, у нас в Dynazty всегда была эта свобода – мы можем писать музыку более-менее в любом стиле, и наши поклонники даже в какой-то степени ждут от нас, что каждый следующий альбом будет отличаться от предыдущего.   

А еще, я предполагаю, результат зависит от того, как именно вы это делаете – я заметила, что поначалу  вы работали с разными приглашенными продюсерами, но затем на “Renatus” у вас никого не было, и с тех пор все устроилось иначе. По-твоему, опыт приглашения кого-то извне помог вам определить, как вы звучать хотите, а как не хотите?

Я считаю, что теперь единственная внешняя помощь, к которой мы прибегаем - это работа над сведением альбомов. Всё остальное мы делаем в основном сами. Я имею в виду, создание песен – это 100% наша работа, но также и всё продюсирование, и аранжировки песен сделаны нами процентов на 99,8. Но мы, конечно, приглашаем людей извне для того, чтобы свести альбомы. Например, мы зовем Петера Тагтгрена, с которым неоднократно работали, он также участвовал в создании нашего последнего альбома, хотя и не так значительно, как в работе над предыдущим. И еще с нами сотрудничал один парень, который был звукоинженером, когда мы записывали альбом “Firesign”. Я думаю, такое сотрудничество всегда оставляет на альбоме определенный след. Но в целом, мне кажется, что мы сейчас очень ревностно оберегаем наше собственное художественное видение. И это связано с тем, что в ранние годы существования группы, когда мы были, полагаю, слишком молоды и неопытны для того, чтобы отстоять свои позиции, мы позволили некоторым людям оказать на нас чересчур сильное влияние.  И я считаю, что мы от этого пострадали. Потому что нам не удавалось развить собственный стиль. Так что теперь мы весьма активно оберегаем свое творческое «я».

То есть, после работы с такими людьми вы точно понимаете, чего не хотите?

Конечно. Да, всегда учишься на негативном опыте. Но еще важен тот факт, что в группе мы пишем песни вместе уже 10 лет. Так что мы совершенно точно знаем, чего мы хотим, и хотя внешнее влияние, разумеется, может быть чем-то хорошим, мы также относимся к себе очень критически и всегда разбираем наш материал на предмет того, как можно сделать его лучше. На данном этапе я не вижу необходимости в стороннем мнении. Возможно, позже, с годами – в какой-то момент нам и понадобится свежий взгляд. Но сейчас я не думаю, что он может что-то улучшить.  

Как вы обычно пишете песни: сидите все в одном и том же месте, или каждый из вас находится в своем уголке земного шара, и вы просто каким-то образом поддерживаете связь между собой?

Ну, обычно всё начинается с идеи – она приходит в голову мне или Луве (Магнуссон, гитара, клавишные) или Мике (Лавер, гитара). Затем мы посылаем друг другу наши идеи по почте, потом встречаемся и стараемся сложить всё, что напридумывали, воедино, а после записываем демо новых песен и одновременно экспериментируем с разными аранжировками и всё в таком роде.  

Прости за глупый вопрос – но я ведь правильно понимаю, что слова везде пишешь ты?

Да, я пишу слова песен.

Первая песня, которую я услышала у Dynazty, была “Human Paradox”, и на меня произвела неизгладимое впечатление строчка: “Step right into pandemonium” («Шагни прямо в пандемониум»). Можно же было просто сказать «ад», но не-е-е-ет.

Ну да, прежде всего слова должны ложиться на мелодию, так что нужно найти слово, которое подойдет конкретному месту. И, по-моему, использовать слово «пандемониум» более интересно с творческой точки зрения, чем слово «ад»…

Да, разумеется! Я к тому, что это было настолько необычно! Я даже опросила друзей: сколько из них вообще знает, что это слово означает.

Я большой поклонник такой лирики, в которой нет бесконечного повторения одних и тех же фраз, нет заезженных оборотов из 1000 уже существующих поп- или рок-песен. Лично мне очень нравится, когда лирика чем-то выделяется. Конечно же, слова должны легко петься и звучать хорошо при исполнении, но это не означает, что нельзя добавить немного поэзии. Вот что я пытаюсь сделать. Я пытаюсь найти способ сказать что-то таким образом, чтобы… завладеть вниманием!

Да-да, и это так круто! Я очень прониклась. В 2019-м вы были очень заняты гастролями, а “Firesign” вышел в прошлом году, и я вижу, что у вас есть некоторая тенденция выпускать новый материал раз в два года или около того. Есть ли у вас уже представление о том, что будет дальше? Вы уже думаете над новым альбомом?  

Да, думаем. На самом деле, мы уже написали кучу материала для нового альбома. И мы начали работу крайне быстро, быстрее, чем когда-либо. Конечно же, все так говорят, но сейчас это точно лучший материал, который мы когда-либо создавали! Все так говорят, но…

…но это правда!

…но в данном случае мне все же придется это повторить, потому что это именно то, во что я верю – а я обычно именно о таких вещах и пою. (Смеется). Нет, если серьезно, мы еще весной начали писать музыку, просто чтобы опробовать некоторые идеи, и неожиданно из этого получилась куча нового материала. И теперь этого самого материала у нас столько, что далеко не всё попадет на будущий альбом. Но мы уже весьма далеко зашли. И вообще-то мы собираемся записать новый альбом уже в конце этого года.

Ого!

Так что всё движется весьма быстро.

Да, похоже на то!

Нет никого смысла откладывать. Если у тебя есть что-то, что кажется тебе по-настоящему крутым, и твое расписание позволяет тебе действовать, нет резона сидеть и ждать.  

Да, логично! Звучит круто! А вот такой вопрос. Ты поешь в двух группах, и я вижу, что в последние месяцы ты отыграл с ними множество концертов, некоторые даты выступлений даже пересекались. То же и с альбомами – ты участвовал в записи нового альбома Amaranthe “Helix” (2018), и он вышел более-менее одновременно с “Firesign”. Как ты умудряешься сохранить баланс между этими коллективами, остаться при этом нормальным человеком и вообще – выжить при таком расписании?

Это хороший вопрос! (Смеется). Нет, если серьезно, мне кажется, я правда очень хорошо сумел совместить два расписания мероприятий, я даже сам, можно сказать, себе удивился – что всё сработало. И несмотря на то, что я очень много гастролировал и с той, и с другой группой – а я хочу заметить, что Amaranthe очень-очень занятой коллектив, я постоянно с ними в туре – я смог сейчас еще активнее работать над проектами Dynazty, чем в те времена, когда я не был участником Amaranthe. Эта ситуация дает свободу – в том смысле, что как только я оказываюсь дома, когда я ничего не делаю, я могу посвятить все свое время Dynazty. Ну а что касается выживания и всего в таком роде – ну (смеется)… Я хочу сказать, да, у меня очень плотный рабочий график, и это лето для меня было чрезвычайно насыщенным, я, по сути, гастролировал с начала июня и вплоть до начала августа без каких-либо перерывов. А это долго. Но мне нравится. Именно такой жизни я и хочу. И я пока молод, я смогу держать этот ритм какое-то время.

И правда. Кстати, о гастролях. Amaranthe объявили совместный тур с Sabaton и Apocalyptica в начале 2020 года. Как это случилось: ты знаком с этими группами лично, играл с ними вместе когда-нибудь?  

Да. Я имею в виду, все участники Amaranthe знакомы с участниками Sabaton. Dynazty гастролировали с Sabaton много лет назад, мы провели вместе 4 недели в 2012 году. И кажется, Amaranthe ездили с ними в летний тур несколькими годами позже. Так что мы вполне знаем о существовании друг друга и знакомы лично, а теперь у нас также есть общие контакты в музыкальном бизнесе – люди, с которыми мы работаем. Вроде бы инициатива пришла от Sabaton: они хотели собрать несколько хороших групп для совместного тура и пригласили Amaranthe. Думаю, так все и случилось.

Я знаю, что ты присоединился к Amaranthe на постоянной основе после того, как уже выступал с ними какое-то время…

Да.

Но как ты встретил их в первый раз?

Впервые я встретил Amaranthe еще в 2012 году: тогда Dynazty играли пару концертов с Amaranthe. И, как всегда происходит в музыкальном бизнесе, если вы встретились, и вам довелось хорошо провести время вместе, вы поддерживаете контакт. Ну, либо снова натыкаетесь друг на друга в какой-то момент – в этом смысле музыкальная сцена – крайне тесное сообщество. Так что я постоянно встречал участников Amaranthe то тут, то там. Я провел много времени в Стокгольме, где постоянно натыкался на Хенрика (Энглунд, еще один из фронтменов Amaranthe – прим. авт.). Оказалось, что мы вроде как принадлежим к одной и той же стокгольмской тусовке. Мы поддерживали связь, и когда группе потребовался кто-то, кто мог бы поехать с ними в тур, они обратились ко мне. Они звали меня с собой несколько раз и прежде, но тогда наши графики не совпадали, однако в 2017 году все, наконец, сошлось. И вот.

Давай заглянем еще дальше в прошлое. А как ты оказался в Dynazty?

Ох, да, это было давно! Тогда существовала социальная сеть, которая называлась MySpace, если помнишь такую.

О да! Я помню – великие были времена.

Да! У меня была страница на MySpace. А ребята искали фронтмена. Каким-то образом они умудрились найти мою страницу и послушали какую-то демо-запись, которую я там выложил. Они связались со мной и спросили, не хочу ли я приехать в Стокгольм на прослушивание для новой группы. И я согласился, приехал, встретился с ребятами. Мы сыграли вместе, они начали разговаривать о своих планах, о том, что они хотят сделать, и я подумал, что у них на уме очень крутые вещи, что они куда-то движутся. Они были довольно серьезно настроенной группой, хотя все и были очень молоды…

Кто был там? Все те же, кто и сейчас, не считая Йонатана (Ольссон, бас)?

Нет. Луве и Йори (Эгг, барабаны)– они были с самого начала. И еще был один гитарист по имени Джон (Берг). Он играл в группе с момента ее основания вплоть до выхода первого альбома. Так что из нынешнего состава в группе тогда были только Луве и Йори.

А ты сам что-то делал до этого? Ну в смысле, страницу на MySpace ты завел, но…

Не, я был просто подростком (смеется), я только закончил школу, когда это случилось. Я всего лишь принимал участие во всяких местных инициативах. Ну знаешь, играл музыку с друзьями, выступал на концертах, организованных школой – всё в таком роде. Ничего серьезного до Dynazty не было.  

Окей. Можно я вернусь к Amaranthe и задам еще такой вопрос. Если я не ошибаюсь, вы недавно сменили свой менеджмент и теперь работаете с Анджелой Госсоу, экс-вокалисткой Arch Enemy.

Да, это правда.

Вы чувствуете какие-то перемены с тех пор, как начали с ней сотрудничать? Мне кажется, она довольно легендарная личность.

Да, я согласен. Ну, как ты знаешь, у нее есть прошлое артистки – певицы из Arch Enemy. А после она ушла со сцены и стала вместо этого менеджером группы.

Но она была только менеджером Arch Enemy, так?

Да.

Она не из тех менеджеров, у которых полно разных групп.

Она работает и с некоторыми другими группами, но вроде бы никто из них настолько не активен. Дело было так: мы искали для себя новый менеджмент и узнали, что Анджела Госсоу в то же время ищет артистов. Ддела у Arch Enemy сейчас идут настолько гладко, что у Анджелы появилось свободное время для того, чтобы заняться кем-то еще, попробовать построить карьеру кому-то еще. И более того, вроде бы у нас был кто-то на гетеборгской музыкальной сцене, кто представил нас ей – тогда мы и начали переговоры о том, как наше сотрудничество могло бы выглядеть. На данный момент мы работаем с ней уже год, и это было очень веселое время – в том смысле, что мы чувствуем прогресс, организационные вопросы в Amaranthe никогда не решались лучше, всё работает. Так что мы очень рады этому сотрудничеству.

Этой весной ты был в туре по России с Amaranthe. Есть ли у вас в планах российские концерты с Dynazty?

Да, когда-нибудь.

Гипотетически?

На самом деле, мы обсуждаем этот вопрос вот прямо сейчас. Мы не знаем точно, когда это произойдет, но мы ведем переговоры. Мы пытаемся найти подходящие площадки и время, в которое мы смогли бы поехать туда.

Как вы решаете, какие песни исполнять на концертах? И бывает ли такое, что какая-то песня звучит не так уж хорошо в живом исполнении, как вы ожидали, или наоборот – оказывается лучше, чем можно было подумать?

Да, бывает и так, и так. (Смеется). Иногда ты думаешь, что какая-нибудь песня с альбома будет очень круто звучать живьем, затем играешь ее, и оказывается, что магия, которая была у нее в записи, не поддается воспроизведению! И напротив, бывает, что песня, которая не производит особенного впечатления на альбоме, очень хорошо звучит вживую. Это никогда нельзя предсказать заранее, понять можно только опытным путем. Обычно, впрочем, ты делаешь правильный выбор. Но иногда вдруг обнаруживаешь, что какой-то трек не работает. И это может зависеть от самых разных факторов. Такая простая штука, как разница в звучании больших порталов и домашней стереосистемы или наушников, на которых ты прослушивал песню в записи, может принципиально все изменить. И вот, трек звучал отлично на альбоме, группа сыграла его вживую идеально, но он получается какой-то невыразительный. Ну или еще какой-то не такой. В живом исполнении обычно лучше всего звучат простые песни. Публике проще их воспринимать. Но все бывает по-разному. Песня, в которую ты не верил, может очень круто звучать вживую, а песня, на которую ты возлагал большие надежды, напротив, может не сработать.

Логично. Я хотела также спросить, будут ли еще видеоклипы с альбома “Firesign”?

Нет, не с “Firesign”.

А, то есть с будущего альбома будут?

Да, будут – на новом альбоме точно будет больше видеоклипов. Но не на этом и не сейчас.

Да, а то очень жаль, что вы, ребята, так немного их снимаете.

Да, мы собираемся это изменить. Таков наш план. На следующем альбоме мы точно сделаем больше.

Мы было начали об этом говорить, но я себя прервала. Я хотела спросить также о тебе. Ты где-то учился музыке, или ты самоучка?

Я ходил в музыкальную старшую школу или как это называется. Там мы изучали разные аспекты музыки – историю музыки, теорию музыки. И я брал уроки пения, но это не был рок-вокал или что-либо близкое к нему. Там преподавали классический вокал или вокал для мюзиклов. У нас также было много хорового пения и всего в таком роде.

А что, кстати, такое музыкальная старшая школа? Типа как специализированная школа, где преподают музыку в дополнение к обычным предметам?

Да, это обычная школа, но немного специализированная: с дополнительным фокусом на музыке. Вот, в такую школу я и ходил. Но с точки зрения вокала и рок-вокала я считаю себя совершенным самоучкой. Единственные уроки пения, которые я когда-либо брал, – ну, понимаешь – были уроками классической музыки и всего в таком роде.

А ты играешь на каких-то инструментах?

Да, я могу играть на гитаре – довольно прилично. И могу играть на пианино. Но совсем немного.

Окей, время последнего вопроса. Я всегда всем его задаю: хочу знать твое мнение, потому что однажды мы поспорили с одним музыкантом на эту тему, и мне до сих пор интересно, кто что думает по этому поводу. Итак: виниловые пластинки переживут всё на свете или исчезнут, как и всё остальное?  

На данном этапе всё выглядит так, как будто они успешно выживают. В некоторых странах получается даже продать больше винила, чем, скажем, CD. Рокеры консервативны. И я говорю это в самом хорошем смысле слова. Они всё ещё хотят получать музыкальный опыт во всём объеме – во всяком случае, многие из них. Они хотят купить альбом, посмотреть на оформление обложки, сесть и рассмотреть буклет и все вкладыши, послушать пластинку от начала до конца. И на мой взгляд, нет лучше способа получить такой опыт, чем приобрести винил. Я знаю также, что в целом группы очень успешно продают этот носитель: и среди привезенного на концерт мерча, и онлайн, и всякие лимитированные версии распродаются подчистую. Дни CD, вот, наверное, уже сочтены, но если что-то и переживет наши времена, то это будет винил.

Официальный сайт Dynazty: http://www.dynazty.com/

Выражаем благодарность Ирине Ивановой (AFM Records) за организацию этого интервью и предоставленные фотографии

Интервью и перевод с английского – Ольга Стеблева
Концертные фото – Наталья “Snakeheart” Патрашова
8 августа 2019 г.
© HeadBanger.ru