King Dude

King Dude
Каждый может уподобиться Христу

06.08.2019

Архив интервью | English version

«Давай просто потусим! Это же лучше, чем интервью, правда?» — вот что я услышала от Ти-джея Каугилла, он же King Dude, на исландском фестивале “Ascension”, когда наконец-то выцепила его вне зала и вне толпы людей. Правда, совсем скоро должны были играть Sinmara, и оказалось, что мы оба собирались их слушать. В общем, у нас было слишком мало времени, чтобы сделать интервью. И мы действительно решили просто потусить. А потом он мне выдал мудрёную лекцию о том, как русские и американцы похожи друг на друга. А потом он мне рассказал, как в своё время гастролировал вместе с Watain (видимо, когда играл в группе Book of Black Earth). А потом мы перекинулись парой фраз на шведском. А потом он ударился в рассуждения о полной несостоятельности групп, которые не способны играть без электричества и кучи инструментов. А потом мне наконец выдалась возможность вставить словечко, и я заметила, что он и сам песни со своего последнего альбома не сможет сыграть. А потом он поведал, как на одном его сольном концерте люди стали требовать “Velvet Rope”, и он её сыграл, но всё-таки надеется, что никто это не выложил на YouTube, потому что ужасно, когда люди на всё смотрят через экраны и не умеют жить моментом. А потом он стал рассуждать о роли театра — в широком смысле этого слова — в жизни людей. А потом он рассказал ещё кучу всего… Не стоит и говорить, что я ужасно жалела, что не включила тогда диктофон: это было то ещё путешествие по глубинам сознания.  Интервью, которое вы сейчас прочтёте, состоялось на следующий день, и, на мой взгляд, оно вышло не менее красивым. В числе прочего Ти-джей рассказал, как он стремится писать музыку, близкую всем и каждому. Не знаю насчёт музыки, но его интервью точно актуальны для всех и каждого. Все вы, язычники, все вы, сатанисты, все вы, металлисты, все вы, революционеры, все вы, страшащиеся будущего, и все вы, ищущие любви, — послушайте, что вам скажет Кинг Дьюд.

Я знаю, что изначально ты должен был выступать здесь на “Ascension” сольно, но в итоге вам удалось приехать полным составом. Как различаются программы, когда ты выступаешь сольно и когда ты выступаешь с группой? Мне кажется, что, например, песни со своего последнего альбома (“Music To Make War To”, 2018) ты вряд ли можешь сыграть сольно …

На самом деле, могу, и я уже так делал. Я недавно отыграл 4 сольных концерта в Австралии, и мне хотелось сыграть несколько песен с последнего альбома. Я разучил другую версию “Velvet Rope”, и мне кажется, вышло очень здорово. Это, конечно, возвращает ее к тому виду, в каком она была на демо-записи, но звучит все равно прикольно, людям нравится. Они знают эту песню и, так сказать, сами заполняют пропуски - думаю, то же происходит и со мной. Другие партии звучат в голове, потому что ты слышал альбом. И мне кажется, что здорово, когда есть разные версии некоторых песен. Я не считаю, что раз мы что-то сделали в студии определенным образом, именно так мы обязаны играть на концертах. Я не вижу в этом смысла, когда есть возможность играть по-разному. Иногда группы хотят в точности воссоздать звучание какой-то записи, и в этом нет ничего плохого, но это просто не моя тема. Мне нравится большая спонтанность и в самой музыке, и в акте ее живого исполнения. Да и в студии тоже - мне нравятся спонтанные события.

Тебе не нравится слишком вылизанный звук…

Да, совершенно не нравится. Я далек от аудиофилии. Ты понимаешь, то я имею в виду под аудиофилией, да? Я не из тех, кто станет выпускать ремастированные версии альбомов или вообще хоть как-то париться по этому поводу. Я просто хочу звучать так, как мне самому нравится, и сделать это довольно просто. Иногда я сам записываю свои собственные альбомы. В работе над последним альбомом участвовали другие люди, но всем остальным я занимался полностью самостоятельно — за исключением альбома “Fear” (2014). Но даже на том альбоме я сам занимался дополнительным трекингом, потому что иначе альбом казался мне неполным. Но не так уж важно, что именно ты для этого делаешь. Как у нас говорится, есть много способов освежевать кошку (англ. there’s more than one way to skin a cat — идиома, означающая, что существует много способов сделать одно и то же, на одном варианте «свет клином не сошёлся» — прим. авт.), а когда пытаешься записать альбом, есть тысячи, миллионы разных способов. До многих из этих способов пока даже не додумались. Каждый раз, когда кто-то делает что-то неправильно, немного шероховато, немного по-другому или просто по-своему, это приводит к мутациям, а мутации — это всегда хорошо.

Да и что хорошего в безупречности?

Ничего. И это невозможно. Только дурак старается быть идеальным во всём и всегда. Просто нужно научиться принимать тот факт, что ты несовершенен. Да, есть перфекционисты, и им может даже удаваться делать всё идеально, но мне кажется, что это немного умаляет то радость, которую они получают от жизни. Ты загоняешь себя в очень напряженные условия и можешь легко кончить депрессией. Мы можем много всего, сделать, чтобы быть счастливее. И самое крутое, что я когда-либо сделал для себя самого — и я говорю исключительно про себя — это когда я изничтожил в себе чувство, будто у меня сосет под ложечкой. Это то, что люди зовут «интуицией», это ощущение некой внутренней жути. Бывает, что тебе жутко, и ты не понимаешь, почему: у меня бывало такое, когда я работал барменом, и мне нужно было идти на работу. Я много кем работал, и на какую бы работу я ни собирался, моё тело как будто делало вот так (издаёт напряжённое «ах», словно ему нечем дышать)… Это небольшой приступ стресса, он очень маленький, и от него легко отмахнуться.  Это именно то чувство, когда всё внутри сжимается, вот почему есть выражение «чуять нутром». В этом же месте у тебя появляются ощущения, когда ты влюбляешься. Когда у тебя разбивается сердце — ты чувствуешь боль именно там. Это чувство не здесь. (указывает на сердце) Это как удар в живот. В своей жизни я стараюсь никогда не испытывать этого чувства, и я заметил, что оно действительно стало исчезать. Впервые я почувствовал, что оно ушло, когда бросил работу бармена и занялся собственным бизнесом. Это было очень здорово, и я такой: «Вау, больше меня здесь (указывает на живот) ничего не гложет». Потом я присоединился к одной группе, приближалась репетиция, и я такой вдруг: «Ой, снова это чувство». Скоро я из этой группы ушёл. Я завязал с этой группой, потому что понял, что именно от неё у меня это чувство, и оно заправляет моей жизнью. Заставить разум прислушиваться к этому чувству — довольно редкое явление, особенно среди мужчин. У них с этим очень плохо, они плохо следуют интуиции, потому что им говорят, что так нельзя, им говорят игнорировать свои чувства. Не то чтобы я испытываю это чувство всё время, но если уж испытываю, то стараюсь прислушиваться к нему. И в итоге я чувствую себя здоровее, я чувствую себя моложе, мне хорошо, я не чувствую недомоганий, я не чувствую тревоги и в целом перестал заморачиваться из-за каких-то вещей. Мне нравится, что мне больше не нужно переживать, но интересно, что мне всё равно нужно следить за тем, чтобы я прислушивался к своим ощущениям. Мне кажется, именно это убивает людей, именно поэтому у людей появляются болезни. Знаю, это звучит безумно, но когда чувствуешь себя не очень хорошо, тело как бы выходит из строя, ритм сбивается и тогда… мне кажется, в мире много таких людей. Но это моё призвание, именно этим я должен заниматься, и выбора у меня особо нет, поэтому я целиком посвятил себя своей миссии. Отдавать ей всего себя целиком и полностью бывало временами трудно, но в этом есть своя прелесть, даже сложная часть всего этого приятна, даже изнуряющие времена приятны, потому что я знаю, что я иду тем путём, которым должен идти, я следую своим духовным путём. В этом весь смысл.

И при этом ты не стремишься угождать другим музыкантам, а играешь для обычных людей…

О, ты читала “Bardo Methodology” (онлайн-издание — прим. авт.)?

Да, он так крут!

Да, Никлас классный. Он где-то тут, тебе стоит с ним познакомиться, он потрясающий писатель. Как-то раз я имел неосторожность назвать его рок-журналистом, но он не рок-журналист, он очень хорош в своем деле. Я не в том смысле, что рок-журналистика — это по определению плохо, так что не прими за оскорбление, но ты ведь знаешь, какими ужасными они могут быть… Но ты читала то интервью, и здорово, что ты его прочитала. Да, я не пытаюсь угодить другим музыкантам, или звукоинженерам, или продюсерам.  

Чем отличается их отношение к музыке?

О, много чем, их отношение может очень многим отличаться.

Но тебя бы самого разве не задело, если… Я хочу сказать, что они хоть и музыканты, но в то же время они слушатели. Ты ведь тоже оказываешься в роли слушателя, и неужели тебя бы не задело, если бы они сказали, что вовсе не для тебя играют?

Ну да, но я не играю для них. Я играю для людей, которые от них далеки. Я тут не для того, чтобы впечатлить продюсера или владельца студии, понимаешь, о чём я? Я здесь для того, чтобы создавать музыку, которая действительно может заинтересовать МНОГО людей. Очевидно, у меня это не очень хорошо выходит, потому что мои песни не всех цепляют, но я и не пытаюсь стать поп-звездой. Что я действительно пытаюсь сделать, так это писать песни, которые окажутся близки каждому. Это может быть и музыкант с превосходной студийной выучкой, и человек, который и близко ничем таким в своей жизни не занимался. Это для меня очень важно. В том интервью я пытался донести мысль, что индустрия звукозаписи всё больше обрастает снобизмом, и я нахожу это отвратительным. Выходит, что раз они долго учились, чтобы стать звукоинженерами, мы должны выкладывать им кучу денег, чтобы записать альбом. Но это неправда, это, мать его, совсем не так! Я люблю VAN Records, мой лейбл, и я это говорю не просто потому, что ты потом это опубликуешь, — я правда люблю свой лейбл. А люблю я его потому, что чувак, который им заведует, в буквальном смысле дал мне карт-бланш: я могу делать всё, что захочу. У него нет для меня никаких рекомендаций. Ну то есть они есть, но они не в духе «тебе нужно написать такой-то альбом» или «у тебя должен быть такой-то звук». Всё, что бы я ему ни принёс, он пустит в работу, потому что он доверяет мне, а я — ему. Это доверие неизмеримо больше того, что ты можешь встретить на крупном лейбле. По моему мнению, мажорные лейблы — главное зло. Они просто уничтожают группы, они уничтожают искусство, они уничтожают музыку. Оооочень редко случается, чтобы хорошая группа попала на мажорный лейбл и осталась прежней, осталась верна себе. И каждый в каком-то смысле это знает, все они это чувствуют, и порой они заводят шарманку в духе «о, ну они скорее всего работают с этим продюсером, потому что им нужно определённое имя на их альбоме» или «они записываются на этой студии, потому что она престижная». И в итоге получается такое-то школярство.

Мне вот кажется, что обычных людей вообще не колышет, какая там была студия…

Об этом я и говорю, именно об этом я и говорю! Им насрать

Я на такие штуки обращаю внимание, только когда заливаю на наш сайт новые рецензии, потому что мне там нужно заполнить все графы.

Именно, это первый и последний раз, когда ты всё это видишь — когда читаешь выходные данные в буклетах, потому что это часть журналистской работы. Кто ещё будет таким заниматься? Да только люди с аутизмом! Не-не, так и есть! Один парень в моей группе был как раз таким. Он забывал вовремя заплатить за квартиру, мог забыть принести свою бас-гитару на репетиции, но мог с легкостью сказать, кто, например, спродюсировал второй альбом Ratt, кто у них был сопродюсером и помощником звукоинженера. Это было просто потрясающе. Его мозг как будто был заполнен всей этой левой информацией, и там не оставалось места, чтобы запомнить, во сколько ему нужно приходить на работу. Не пойми меня неправильно, от продюсера действительно многое зависит, это его работа. И есть хорошие продюсеры. У меня есть один хороший друг, который скорее всего будет продюсировать следующий альбом, но это всё потому, что я его люблю и доверяю ему, и хочу работать с ним. Он потрясающий музыкант.  

Тогда это уже нечто большее…

Да, это нечто большее. Кроме того, следующий альбом будет для нас чем-то грандиозным, поэтому я хочу точно знать, что у нас всё по полному списку. Поскольку я сам делаю свои записи, я провожу с ними очень много времени и не так-то быстро готов поступиться своими правами. Я могу неделями работать над одной-единственной песней. Это доводит до легкого сумасшествия. Я немного трогаюсь умом, а тронуться умом мне не хочется. Как я уже говорил, нужно следить за своими ощущениями здесь (под ложечкой), а ещё за ощущениями в своём сознании. Бывает так, что у меня там возникает словно бы облако статического электричества, и оно меня пожирает, я в буквальном смысле не могу уснуть. В такие моменты я могу не спать сутками.

Повторение — определение безумия!

Совершенно верно. И нет более быстрого способа сойти с ума, чем собрать группу и решить записывать всё самостоятельно, не зная при этом, как вообще это, чёрт возьми, делать.

Если только ты не аутист…

Да, но тогда скорее всего ты и так уже немного поехавший.

Итак, стало быть, у тебя уже есть идеи для следующего альбома. Офигеть!

Да, у меня все эти альбомы спланированы наперед.

Ты продолжишь развивать концепцию своих предыдущих альбомов? Каждый из них воплощает некое базовое понятие, лежащее в основе человеческого существования. Уже были Любовь, Страх, Секс, Война, а теперь у тебя будет?..

Я могу тебе сказать. Это будет «Смерть».

А вот если говорить о твоём последнем альбоме, “Music To Make War To”, что именно это за война?

Это война любого рода — кроме самой очевидной, кроме буквальной войны между странами. Эта война происходит в любом другом месте, например, между любящими людьми, когда ты в какой-то момент понимаешь: «Я хочу уничтожить этого человека нахрен!», или он или она поступает так с тобой. Или соперничество в семье — альбом про это. Он о людях, которые не в ладах со своим окружением, когда кажется, будто окружающая среда в буквальном смысле воюет с тобой, например, это может быть жизнь в городе, или когда ты заперт где-то и не можешь бежать. Этот альбом о многом. Я хочу сказать — война ведь повсюду, конфликты просто повсюду, и всегда есть что-то, что заставит тебя думать: «Я, вашу мать, начинаю войну на уничтожение!». Это касается чего угодно, что тебе хочется вырвать с мясом и стереть с лица земли. Мой альбом именно обо всём этом.

И ты всё время находишься в таком состоянии?

Все время? (Смеётся). Нет, точно нет. Если бы я постоянно был в таком состоянии, это было бы ужасно. Я оказываюсь в таком состоянии не чаще, чем любой другой человек, как мне кажется. Знаешь, всякое ведь случается. Мы живём в мире, полном хаоса, это хаотический суп, поэтому произойти может что угодно. Грядёт борьба. Вся хрень, за которую топил Джон Леннон, — “all we are saying, is give peace a chance” — мы что, разве этого ещё не пробовали? Как по мне, это жутко лицемерная срань, и она не сработала.

Мне кажется, в современных реалиях люди, которые утверждают, что сражаются за мир и любовь, — самая кровожадная порода.

Мы мчимся по дороге в сумасшедший мир, но с другой стороны, в истории бывают периоды мира и периоды войны, и мы как раз вступаем в очередную пору войны. Это скорее культурная война, экономические конфликты чётко маячат на горизонте, а может, они уже у порога. Может случиться и настоящая война, но она будет вестись не такими методами, к каким мы привыкли. Культурная война идет сейчас куда ожесточеннее. Понимаешь, как просто найти войну? Это очень просто, если только начать искать. Она повсюду, и все это чувствуют, но она прячется за горизонтом, и мы не можем её увидеть. И в какой-то момент она выглянет из-за горных вершин и скажет: «А вот и я». Именно этим мы должны быть озабочены и именно из-за этого переживать… ну, может, и не переживать, но просто осознавать, что она близится. Тут не из-за чего переживать — она всё равно придёт, но мы должны помнить об этом и готовиться к её неизбежному всполоху.

Но в разрушении есть нечто красивое, не находишь?

Понимаешь, я не хочу, чтобы люди умирали. Я не хочу, чтобы люди страдали, и я также не хочу, чтобы людей угнетали. Я правда этого не хочу. Но дело в том, что это неизбежно, и это правда. Я обычно описываю это так: есть карусель, на которую мы залазим, то слазим, и наступает время, когда люди решили в очередной раз на ней прокатиться, потому что им кажется, что это прикольно.  По крайней мере, на западе — здесь вроде как мир, никого не посылают на войну умирать. А молодые люди, которых не посылают на войну, к сожалению, творят другие вещи. Например, массовые расстрелы в школе. В людях много подавляемой агрессии, и эта агрессия находит путь наружу, если с ней ничего не сделать. Я не считаю, что нам нужно посылать людей на войну, но мне кажется, что сейчас мы имеем дело с последствиями мирных времён. Люди думают: «А давайте снова покатаемся, с хрена ли нет». Они насилуют интернет и срываются на всех, чьё мнение отличается от их собственного. По-моему, это просто бред.  

Ох да. Полностью согласна. Как-то у меня была напряжённая дискуссия — я бы даже сказала, настоящий срач — с посетителями норвежского фестиваля “Midgardsblot”, с этими самопровозглашенными язычниками, которые на деле ни фига не знают ни об истории, ни о мифологии, ни о язычестве. И у них всех жёстко бомбануло, когда я предположила, что им бы нужно хоть немного в таких вещах разбираться, раз они «язычники».    

Нет, люди ничего не знают о язычестве, потому что с ним утрачена всякая связь, язычество по сути было изничтожено. Да и язычество — очень широкое понятие, применяемое по отношению к самым разным людям, которые жили в очень разных местах и вели очень разный образ жизни. Нельзя сравнивать мифологию людей из, скажем, Литвы, которая определенно является языческой страной, и Финляндии. Они так рядом, но они не одно и то же. А Финляндия, в свою очередь, кардинально отличается от мифологии Швеции и всего того, что некоторые могут ассоциировать с язычеством. В буквальном смысле слово «язычник» означает «селянин», «земледелец», по сути язычество – это «религия простолюдина». Именно этим все и занимались во всех тех разных местах, пока не пришло христианство и в каком-то смысле не сравняло всё с землей. А когда язычество было выкорчевано, оно тайно пронизало христианские верования, но с ним всё равно произошёл разрыв. Все, кто сейчас бегает с якобы языческими татуировками, и смотрит этих «Викингов» и утверждает, что он язычник… (смеётся) слушай, им явно нужно включить мозги и понять, что у нас с язычеством давно произошёл разрыв. Если бы они учили историю и мифологию, они бы это знали. С язычеством нет никакой связи, нет связующих звеньев.  Их обрубили, а язычество смешалось с христианством. И все эти нападки на христианство тоже абсурдны, потому что оно в каком-то смысле стало частью их, мы теперь варимся в этом хаотическом супе. Не надо всего этого, не надо начинать все эти «ооо, я язычник, я не христианин». Ну, как бы твои родители были христианами. Я хочу сказать, что куча идей, которые ты лелеешь, на самом деле очень христианские.  

Они воспринимают язычество через призму христианских взглядов…

Да, и получается какая-то абсурдная, вывернутая наизнанку версия язычества. Вот представь, например, что ты берёшь два разных цвета и смешиваешь их. В итоге же обычно получается один цвет, так? Если смешать чёрный и белый, то получится серый. Они закрывают на это глаза, но они ведь всё равно являются носителями иудеохристианских представлений, этой идеологии. Глубоко внутри у них сидит «не укради» — это явно не языческое представление.

Ну, по-моему, в исландских сагах как раз есть об этом упоминания, всякие штуки в духе «не укради». В сагах они то и дело судятся друг с другом, решают тяжбы, собирают тинги — всё из-за этого…

Ну да, может, не друг у друга, но вот у других людей красть вполне норм. Может, это не лучший пример, но просто это первое, что пришло мне в голову. Но ты же понимаешь, что я имею в виду, да? У тебя не получится по-настоящему стать язычником. В итоге ты будешь псевдо-языческим христианином. Думаю, я понимаю, в чём привлекательность самоопределения «язычник», и за ним стоят определённые идеи, которые мне близки, но я себя не называю язычником. Я называю себя люциферианином, и делаю я так потому, что это относительно ново в плане названия — не концептуально, но в плане названия. Я не хочу называть себя язычником, потому что это сбивает с толку. Это как когда ультра-левые кричат в адрес кого-то: «Он нацист!». Да нет, же он не нацист, он белый националист, это само по себе уже достаточно плохо. Говори прямо то, что ты имеешь в виду, пользуйся словами правильно. Именно это меня и бесит — когда люди не знают, что говорят, или не знают, как это слышат другие. Я много путешествую — и языки очень важны. Правда, я сам владею только английским — и немного шведским, но прям совсем чуть-чуть. Но почему я думаю, что языки очень важны, так это потому, что я правда много езжу, и я, конечно, рад, что английский — универсальный язык, но нужно на нём ясно выражаться. Нельзя говорить вещи типа «ну ты понял, что я хотел сказать»: когда, например, в Америке кто-то говорит: «ой, ну, на самом деле он не нацист, ты ж понял, что я имел в виду, — что типа он *удак». Нет, если ты поедешь куда-нибудь и скажешь такое, например, в Германии или ещё где-нибудь — там такие вещи воспринимают очень буквально и очень серьёзно. Я стараюсь говорить с людьми на английском буквально, без всяких американизированных «ну ты понял, о чём я». Но разумеется, я то и дело забываюсь и использую… (смеётся) кажется, я уже использовал в этом интервью четыре или пять метафор и аллегорий - например, когда я сказал, что «есть много способов освежевать кошку». И ты теперь, может, думаешь такая: «Зачем он хочет освежевать кошку, которая вокруг нас тут ходит? Он чего, сатанист?» (По территории фестиваля действительно гуляла кошка и пользовалась большой популярностью среди посетителей — прим. авт.) Нет, я не собираюсь свежевать кошку, это просто аллегория.

Я, кстати, собиралась спросить, в чём разница между люциферианством и сатанизмом…

Это сложный вопрос…

Ой, извини, я же знаю, тебе не нравится, когда тебя спрашивают о твоей вере…

Нет, всё нормально. (Длинная пауза). Сатанизм в своей лавеевской форме стал в некотором смысле копьём, пронзившим громаду христианского мировоззрения. Если говорить об этом изобретении Ла Вея, то он был гением. Но для меня это всё равно остаётся чем-то очень христианским.   

Да, ведь его сатанизм отталкивается от христианства и не существует отдельно от него…

В общем, если в двух словах, то люциферианизм, хотя он многое заимствует у христианства, имеет в своей основе иную концепцию — становление самим Люцифером. Я не могу говорить от лица всех люцифериан, поэтому я говорю чисто за себя. В христианстве существует представление, что ты сам не можешь уподобиться Христу: ты можешь только познать Христа и через него познать Бога. В люциферианстве же каждый может уподобиться Христу, и нет совершенно никакой необходимости познавать Бога. Именно так я это вижу. Я хочу сказать, что подобной идеи нет в сатанизме, по крайней мере не в сатанизме Ла-Вея.  

Кроме того, сатанинские группы упорно обращаются к идее служения, типа служение высшей цели, поклонение Дьяволу. Сатана — мой господин (лёгкая аллюзия на песню Bathory “Satan My Master” — прим. авт.) и вот это всё. Мне лично не особо нравится идея кому-то там служить.

Ну, мне это тоже не нравится, но мне плевать, чем занимаются другие люди. Пока они сидят тихо и никого не трогают, пусть говорят что угодно. И если им хочется служить Сатане, или Богу, или демиургу, или ещё кому-то с другим названием — пусть. Я имею в виду, что многие люди и так это делают, просто не говорят об этом. Это то же, что сказать «я дышу воздухом». Для меня это мало что значит, но для них это значит многое, и мне кажется, это нормально. Я же говорю сейчас о чём-то принципиально ином. Вот почему я использую другое название, вот почему я не говорю, что я христианин, и вот почему я не говорю, что я сатанист. Правда, мне кажется, что и те, и другие мне приходятся двоюродными братьями. Да и, мне кажется, я со многими людьми в подобном родстве. А поскольку я человек веры, мне довольно легко найти общий язык с любым из них, с любым христианином, с любым сатанистом. Это довольно уникальная позиция, потому что эти люди порой вообще никак не могут общаться друг с другом.  В этом много силы, и её мне даёт моя вера. Именно с этого началось христианство. Сначала христианство принимало подобную концепцию, но потом её пересмотрели. Если взять буддизм, а это очень восточная и, само собой, очень непохожая на христианство религия, — это другой путь, но у них существует такое понятие, как «бодхисаттва», то есть можно стать как Будда. Это трудный путь, но ему можно следовать. Существует в каком-то смысле два пути, один несколько легче, но они оба очень трудны. Требуется посвятить этому всю жизнь. Я не говорю, что я становлюсь чем-то таким, что я становлюсь как бодхисаттва, или как Люцифер. Я лишь говорю — мы можем такими стать. Я просто знаю, что это правда. Я пью, я принимаю наркотики, я занимаюсь сексом — я, знаешь ли, не монах.

Да и с чего бы тебе им быть?

Потому что нужно быть таким, если хочешь стать как Будда, или как Христос, или как Люцифер.

Мне кажется, у нас есть много разных путей, следуя которым можно достичь подобного состояния.

Да-да-да, есть тёмный путь, есть нисходящий путь, но я сейчас о другом. Я чувствую, что мог бы заниматься чем-то другим, чем-то в духе Прометея: спуститься в пещеры, украсть огонь и принести его обратно людям. Но эта история сложилась для Прометея не слишком хорошо: он наказан за свои действия, боги приковывают его цепями к скалам, и стервятники клюют его печень до конца времён. Ну что ж, моя жизнь тоже может такой оказаться. (Смеётся).

Должна сказать, это очень мощный образ.


И он работает. Истории, которые я рассказываю в своих песня, — это всё правда. Многие из них правда. Ранние работы были просто повествованием, я мог взять персонажа и придумать с ним что-нибудь. Это не делает их хуже — по крайней мере, мне так не кажется. Но стало ещё лучше, когда я научился черпать истории из собственного опыта, и это показывает, что люди не почувствуют связь с песней, если она не наполнена смыслом. Приятно знать, что люди страдают друг за друга, и это снова очень в духе Христа — всё это мученичество и жертвенность.

Возможно, именно это привлекает к тебе столько металлистов — твоя преданность делу и искренность. Да, конечно, все музыканты говорят, что они отдают всех себя своей работе и делятся своими переживаниями, но в этом столько эскапизма и отчуждённости…


….что сложно проассоциировать с этим себя. Эта субкультура очень авторитарная, и в ней полно правил. Она очень догматична. Надо следовать очень многим правилам, и если ты этого не делаешь, — за такое действительно подвергают остракизму. И всё потому, что они чувствуют, будто уже были преданы остракизму, именно это их привело к металлу, поэтому они защищают этот маленький ад, который сами для себя создали. В этом есть что-то неправильное. Мне кажется, я им нравлюсь, потому что они уважают людей, которые срать хотели на то, что думают другие. Потому что они все сами через это прошли.

Мне очень понравилось, как ты повёл себя в ситуации с Taake, когда на тебя все резко ополчились, а ты такой - «чё, серьёзно?»


Да, типа «ой, что я пропустил, из-за чего весь сыр-бор?». Идеальный троллинг. Знаешь, что в своё время, ещё в 50-х, сказал менеджер Элвиса? Это великолепно. Был такой Полковник (Паркер), по-моему, так его звали, и вот он сказал: «Мне плевать, что пишут об Элвисе — главное, чтобы его имя писали без ошибок». И это правда, потому что все и каждый из этих кретинов даруют мне громадную мощь благодаря самому факту того, что они обо мне говорят. Потому что все они вместе и каждый по отдельности просто жалки. Нет-нет, погоди, послушай, что я хочу сказать. Они жалкие, потому что им есть дело то того, что я что-то там не сделал, и они считают меня… да кем бы они меня ни считали. Они уже изначально жалкие. Допустим, таких сотня человек, и они такие «ууу, да этот чувак — кусок говна», и есть ещё сотня людей, которая их знает. 90 людей из этих ста их не любит — или, может, они нравятся 90 людям, но остальные 10 их не любят, и вот те, кто их терпеть не могут, задумаются: «Хм, он там говорит о каком-то King Dude? Я адски ненавижу этого чувака, а он говорит о King Dude — пойду послушаю King Dude!” Это хорошая реклама, понимаешь? Так что если вы, жалкое вы отребъе, вы читаете это и как раз так ко мне относитесь, что прямо ПОЛЫХАЕТЕ праведным гневом, знайте вот что: если хотите, чтобы я исчез, перестаньте обо мне говорить. Вы даёте мне столько власти! И моё имя на вашем сайте — я не говорю «не упоминайте его», говорите всё, что вам нравится. Поверьте, мне это только на руку. Вы помогаете мне проповедовать слово господне, так что спасибо вам. Я действительно могу быть им только благодарен.

Именно так и происходит. Помнишь того чувака, который вчера принёс тебе на сцену вискарь? Вы ещё потом пили в баре. Так вот, как-то мы с ним обсуждали любимые группы, я упомянула тебя, и он сразу такой: «Это тот самый гад, который киданул Taake?»


Да, эту фразу я слышал кучу раз. Жаль, они не в курсе, как вообще устроена индустрия развлечений, и как обстоят дела в реальности. Нет такого. Это даже отдаленно не похоже на то, что на самом деле произошло. Это неправда.

Но ты ведь действительно сделал то официальное заявление…

Моё заявление — мне казалось, что всем ясно, что моё заявление осуждает обе стороны конфликта. Я знаю, что сделали Taake, и я знаю, почему они это сделали, но я не буду ни за кого оправдываться: у Хёста достаточно крепкие яйца, чтобы самому за себя говорить, и он тоже сделал официальное заявление. Мне казалось, что я осудил антифа не меньше, чем я осудил всех сторонников нацистских взглядов. Но Taake к ним не относятся. Почему мы на самом деле отменили тур, так это потому что мой гастрольный агент сказал: «Это добром не кончится, концерты точно отменят, так что мы прекращаем покупать билеты на самолеты и посмотрим, что будет дальше», а потом я получил письмо от менеджера Taake, в котором говорилось: «Тебе лучше сняться с этого тура, потому что этот корабль идёт ко дну и они не хотят утянуть тебя с собой». Мы с ними друзья, между прочим. Они приглашали меня на фестиваль “Stockholm Slaughter”, я просто не смог поехать. Мы друзья, было бы круто туда поехать, но я физически не мог этого сделать, я был в другом конце Швеции. Я бы хотел, чтобы они выступили в том туре. Мой басист — еврей, он хотел поехать в этот тур, а наш тур-менеджер из Израиля, из Тель-Авива. Это совершенно абсурдная ситуация. Люди видят фотографию и их первая реакция — «он грёбаный нацист!». Нет, он никакой не нацист. Мы познакомились на “Hellfest”. Как он, мать вашу, мог играть на Hellfest, если он нацист? Поэтому когда он предложил устроить совместный тур, я ответил: «Да, конечно». А потом кто-то вдруг находит фотографию, вырывает её из контекста и начинает тыкать им в лицо, и вот мне уже звонят из грёбаного NewsWeek! Понимаешь? NewsWeek, тот самый журнал! И говорят: «Можете дать нам интервью?», а я отвечаю: «нет! Я сделал официальное заявление — его и публикуйте!». Ведь в моё заявлении все предельно, и все, кто им недоволен и кто говорит, что я подставил Taake, ни хрена не понимают, что вообще произошло. Ну и пусть — ведь, как я уже сказал, чем больше они обо мне говорят, тем лучше.

В этой ситуации у меня реально было только два варианта: либо я иду ко дну вместе с ними, и антифа устраивают мне ад на земле, потому что, к сожалению, они сейчас очень активны в Америке, — либо я прислушиваюсь к мнению менеджеров, делаю официальное заявление, как они советуют, и теряю часть своих самых невежественных поклонников. Я выбрал второй вариант. Антифа меня и так не любят — не так сильно, как Death In June, прости господи, но все же не любят, и уже давно, хотя я никогда не подавал им реального повода. Иногда на меня смотрят и начинают: «Ууу, ты подыгрываешь антифа». Нет, я играю с умом. Ставки в этой игре куда больше, чем антифа. Это большая партия в шахматы. Антифа — всего лишь пешка на доске и они исчезнут, поверь мне. Они децентрализованы, у них нет лидера… покажи мне хоть одно движение, которое смогло прийти к власти, не имея лидера, не имея лица? Хоть раз в истории? И что же, они будут первыми? Правда? Нет. Нет, они распухнут и съедят сами себя, а другие люди заявят, что они - их представители. Такое уже было с Ministry, с этой говно-группой. Они заявили «мы — антифа» и даже целый сингл выпустили. Если бы я был в антифа, я бы сильно из-за этого разозлился. Я бы стал им трезвонить: «Никакие вы не антифа! Нельзя надеть хоккейную маску и начать кричать, что ты — это антифа, когда мы знаем, что ты Эл Йоргенсен». А он именно так и делает в клипе, и никто вообще ничего не понял. А людям не нравится, когда они чего-то не понимают. Движением за права человека в Америке руководил великий человек, Мартин Лютер Кинг, который не побоялся высунуться, он в буквальном смысле умер за это. Именно так рождаются общественные движения. Без этого они не складываются. Я не хочу сказать, что это обязательно должен быть мужчина — но нужен конкретный человек, нужно лицо. Только так мы можем проассоциировать себя с чем-то. Вот поему я пихаю своё лицо на обложки своих грёбаных альбомов.

За это я тебя и люблю. Если у других музыкантов всё делится на чёрное и белое — они либо строят из себя насквозь жёстких и бескомпромиссных, либо избегают даже малейших конфликтов и сразу начинают: «Мы всегда за мир и любовь» — то ты действуешь с умом. Тебе не занимать хитрости.


Ну, да. Знаешь, в чем большая проблема? Люди чувствуют себя очень потерянными. И по некой причине именно этим я должен заниматься: мне удаётся поговорить с людьми и рассказать им кое-что важное. На самом деле, я рассказываю им о любви, и в основном все мои песни именно об этом. Чаще всего я слышу, что я помогаю людям своей музыкой. Ну, знаешь, нам приходят письма, и они очень добрые, люди пишут что-то вроде: «Мой отец умер, и эта песня помогла мне» или «у меня только что было очень тяжёлое расставание с любимым человеком, и эта вещь помогло мне». Это очень приятно. Здесь на фестивале есть одна пара из Нидерландов, я играл на их свадьбе. Они познакомились на вечеринке. А играл я на их свадьбе вот почему: я не собирался этого делать, но они познакомились на вечеринке, там звучали мои песни, они танцевали под них — и влюбились друг в друга. А потом они собрались пожениться и написали мне, и я сразу подумал: «Да, это очень романтичная история». В общем, так я стал музыкантом на их свадьбе. (Смеётся). Я никогда раньше не играл на свадьбах, но в этом случае сразу согласился. А теперь мы очень хорошие друзья. Любовь может многое дать. А эти люди, которые, может, погружены в сатанизм или находятся на тёмной стороне, могут об этом забыть. Поэтому у меня есть чувство, что я здесь, чтобы напомнить им. Да, звучит немного по-хиппарски. (Усмехается). Мои друзья-музыканты постоянно такие: «О, ты всё ещё топишь за свои эти люциферианские штуки, грёбаный хиппи? Мир, радость и любовь?», и я им: «Да, да, да». Но они знают, что это тоже по-своему работает. Само собой, то, что они делают, тоже работает. Но у меня другой путь, и он мне нравится, для меня совершенно естественно заниматься именно этим.

Мне твоя музыка тоже помогает. Помню, мне как-то было очень тяжело, и вдруг я услышала “Watching Over You” — это потрясающая песня, лучшая песня, что я когда-либо слышала. Она такая светлая, и в ней столько любви…

В ней поет много замечательных людей. Знаешь, кто в ней поёт? Челси Вульф, Бен (Чисхолм) из группы Челси, а ещё мой друг Шон (Рагон) из Cult of Youth. (В записи этой песни также приняли участие Джимми «Блиицер» Докмтер (Botulistum, Urfaust), Спенсер Муди (Murder City Devils), Ким Ларсон, Теннеси Роуз и Ванеса Дандуран — прим. авт.) Там было столько замечательных людей, что мне даже сложно всех назвать. Это была очень крутая идея, до сих пор не верю, что она сработала. Слышала бы ты демо-запись: там что-то около 18 разных вокальных дорожек, где я пою разными страшными голосами, чтобы каждому показать, как должен звучать припев — звучит так, будто я из Маппет-шоу. На самом деле эта песня и вдохновлена Маппет-шоу. Знаю, это, возможно, убьёт для тебя песню, но в конце каждого выпуска Маппет-шоу есть классная песня, из-за которой понимаешь: «Вот, это конец передачи». Мне так понравилась эта идея — все куклы собираются вместе и поют. Именно так я сам и сделал.  

Официальная страничка King Dude на Facebook: https://www.facebook.com/kingdudemusic

Лена Пашко
15 июня 2019 г.
(с) HeadBanger.ru

eXTReMe Tracker