Peter Heppner
Электронной музыке нельзя научиться

17.04.2019

В Россию вновь приезжает Петер Хеппнер, голос песни “Die Flut”, гремевшей в середине 2000-х, и бывший вокалист немецкого синтипоп-дуэта Wolfsheim. После сольного альбома “My Heart Of Stone” (2012) музыкант на некоторое время пропал из поля зрения в связи с болезнью сердца. Однако год назад он вернулся на сцену сразу с двумя новыми альбомами, концертным туром и даже с аудио-пьесой. В преддверии российских концертов, которые состоятся 19 апреля в Санкт-Петербурге, 20 апреля в Москве и 21 апреля в Екатеринбурге, нам удалось ненадолго поймать чрезвычайно занятого Хеппнера в Сети и обсудить с ним различные аспекты его творчества, как актуального, так и прошлого.
 
Сейчас ты вернулся на сцену после перерыва – и не с одним, а сразу с двумя альбомами. Я читала, что в одном из них, “Confessions and Doubts”, который звучит очень характерно для тебя, ты выступал сопродюсером, а во втором, “TanzZwag”, который, по сути, представляет собой танцевальный альбом, ты практически не участвовал на поздних стадиях сведения. Расскажи, почему? И что вообще побудило тебя сделать танцевальный альбом? Можно же было что угодно сделать!

Для начала отвечу, почему. Я создал черновики новых песен, и все они оказались очень танцевальными. Так что я подумал, что неплохо было бы сделать из них целый танцевальный альбом. Отсюда вытекает и ответ на второй вопрос – почему я его не продюсировал. Мы просто решили: раз уж мы взялись за такое дело – записывать танцевальный альбом – то надо подходить к вопросу правильно, то есть, сводить его целым ансамблем. Это не должна была быть пластинка, созданная одним музыкантом. Это альбом, появившийся благодаря усилиям нескольких музыкальных продюсеров. Нам хотелось, чтобы всё было именно так. И мы выбрали разных продюсеров. Я сказал им, что они должны просто сделать свою работу. А это у них, по моему мнению, лучше всего получается без моего вмешательства.

А как ты в целом относишься к танцу?

Танцевальная музыка или, давай лучше скажем, музыка, под которую можно танцевать, всегда была важной частью моего творчества. Я всегда писал музыку, под которую можно танцевать, я вообще любою танцевальную музыку, я люблю танцевать. Мне кажется, это очень важная часть человеческой жизни, поэтому мне всегда нравилось делать такую музыку. Это отвечает на твой вопрос?

Да, вполне.

Окей.

На альбоме “Confessions and Doubts” у тебя есть песня “Was Bleibt?”, и это твоя вторая совместная работа с Йоакимом Виттом после “Die Flut”. Расскажи, как случилось, что вы снова решили поработать вместе? Вы поддерживали связь все это время, и это был такой органический процесс или вы, типа, раз – и решили снова объединиться?

Нет, все было не так. Дело в том, что Йоаким и я, у нас не было… даже не знаю, как сказать. Мы не хотели писать новый трек как таковой. Мы просто решили: окей, “Die Flut” получилась у нас отлично, это была очень крутая песня, и если у нас когда-либо в будущем появится что-либо столь же хорошее, тогда, возможно, мы подумаем над тем, чтобы создать вместе новый трек. Но мы не ожидали, что это и правда случится. А потом мы действительно сделали вместе новую песню – потому что она ему очень нравилась. Она и мне понравилась, поэтому я сказал: «Окей, я могу попробовать». Так что я согласился и в конце концов у нас получилась готовая работа. То есть, это скорее был вопрос естественного развития нежели реконструкция прошлого. Я не думал что, мол, вот, было бы круто снова что-нибудь записать с Йоакимом.

А первое ваше сотрудничество как случилось?

Да примерно так же – Йоаким послал мне идеи для новой песни, я решил, что они хороши, и в итоге мы записали этот трек.

Ты уже был с ним знаком?

Нет, это единственное отличие того и нынешнего раза. В прошлом, когда он послал мне песню “Die Flut”, в смысле, ее черновик, я не его знал. Но это было 20 лет назад или вроде того, так что с тех пор многое изменилось! То есть, я должен пояснить, что хотя мы не были знакомы, я, разумеется, был о нем наслышан, ведь он уже тогда был известным артистом. Я просто не был с ним знаком лично.

А ты мог бы немного рассказать нам о другой песне на новом альбоме, которая называется “Theresienstadt: Hinter der Mauer”? Насколько я понимаю, она имеет отношение к аудио-пьесе “Die Kinder der Toten Stadt”, это так? (“Die Kinder der Toten Stadt”, “Дети мертвого города” – это музыкальная пьеса, которая рассказывает о трагических событиях, произошедших в гетто Терезинштадт в 1944 году – прим. авт.)

Да.

Как они связаны, и как вообще произошла вся эта история с аудио-пьесой?

Ох! Не знаю, как и объяснить по-английски. Это было что-то вроде… Я им помогал. Меня попросили дать совет, и я им поделился. Мы много обсуждали, как правильно работать с таким замыслом. Потому что к нему непросто найти правильный подход, и это тяжелая тема – написать музыкальное произведение о таких событиях. Все это очень сложно. Поэтому создатели пьесы спрашивали меня, что я о ней думаю, и мы много ее обсуждали. То есть, я был кем-то воде консультанта – постоянно, с самого начала и до конца. Таким образом я связан со всей этой историей. И я всегда говорил, что если у меня будет подходящая песня, я с удовольствием ее им предоставлю, и разрешу им делать с ней, что захотят – я просто отдам ее. Так песня и появилась.

Насколько я понимаю, ты также на каком-то этапе выпустил песню “Still the Same Sky / Alone” в дуэте с Джейд Шульц. Этот трек ведь тоже связан с той же историей?

Да-да. Это часть самой пьесы. Меня спросили, не хочу ли я спеть для них, и я спел.

Работа над материалом для аудио-пьесы чем-то отличается от записи обычного альбома? Ты когда-нибудь делал нечто подобное?

Ты имеешь в виду запись песни или запись самой аудио-пьесы? Потому что я исполняю в ней песню, но еще я участвую непосредственно в аудио-постановке. Это две совершенно разные практики. О какой из них ты спрашиваешь? О пьесе или о песне?

Ну, вообще изначально я спрашивала про песню – повлиял ли на процесс ее создания тот факт, что она связана с пьесой? Но каков твой опыт участия в самой пьесе?

Сама по себе запись трека ничем не отличалась от любой другой, потому что все участники процесса были очень профессиональны, и у меня не возникло никаких проблем с тем, чтобы записать песню с ними – или для них. Однако с аудио-пьесой все обстояло несколько иначе, потому что мне нужно было говорить, у меня была роль, которую требовалось играть, читая текст. Я делал такое всего лишь третий раз в жизни, поэтому мне было трудно. Но мне кажется, в конце концов все получилось. И сам процесс был интересным.

За твою карьеру - как сольную, так и во времена Wolfsheim, у тебя бывали очень интересные видеоклипы. Ты когда-нибудь принимаешь участие в придумывании сюжетов для них, или этим занимается режиссер или, там, еще кто-либо?

Иногда мне приходит в голову какая-нибудь хорошая идея, и в таком случае мы ищем режиссера, который мог бы взять конкретно эту задумку и воплотить ее в видео. А иногда идеи исходят от режиссеров. Зависит от клипа. Каждый раз все по-разному. Так что не получится сказать: «О, я всегда придумываю сюжеты для своих клипов» или: «Замысел видео всегда исходит от режиссера». Иногда так, иногда эдак, а иногда вообще совсем не так, как я себе представлял, так что обобщать тут не получается. Единственное, что можно сказать о клипах в целом – я никогда не стал бы снимать видео, которое мне не нравится, которое мне не хотелось бы делать, или которое, по моему мнению, не подходит к определенной песне. Так что полагаю, я всегда так или иначе вношу свою лепту: я всегда утверждаю конечный вариант, и результат обязан мне понравиться. Вот это постоянное положение дел, а от кого исходит идея видео – каждый раз меняется.

Вообще я спросила, потому что в свое время, когда я впервые столкнулась с твоей музыкой, первым клипом, который я посмотрела, был “Kein Zurück” Wolfsheim.

О!

И мне кажется, я до сих пор не вполне понимаю, что там происходит с этой женщиной.

(Смеется).

Интрига длилась годами!

Это была идея нашего режиссера, Детлева Бука. Мы много говорили, точнее, я много говорил с ним об этой песне. Мы обсуждали, каким должен быть клип. И подходящая идея формировалась, по моему мнению, ужасно долго. На продумывание концепции ушло 3 или 4 недели, что очень много, когда речь идет о клипе. Когда Бук вернулся к нам, у него было целых две задумки. Первый замысел предполагал съемки в кинотеатре – мы должны были снять большие экраны. Но нам показалось, что такой визуальный ряд не соответствует песне. Мы считали, что все должно быть более камерным, мы ведь пели об очень личном переживании, поэтому и видео должно было быть более личным. Тогда Бук предложил нам другой вариант: он сказал, что это очень личное измерение, мы покажем человека в ситуации, из которой нет пути назад. И ведь именно об этом я пел в песне. Я подумал: отлично, звучит как хороший план. Человек в некоей особой ситуации, из которой нельзя повернуть вспять, и мы просто будем это снимать.

Да, я хочу сказать, очень круто именно то, что ничего не объясняется до конца. Это так интриговало. Потому что эмоции считываются очень точно, но ты не знаешь, что на самом деле происходит в клипе, кто вообще эта женщина!

(Смеется). Да, мы решили, что лучше не знать, что именно там происходит. Мы просто поймали эту ситуацию личного переживания, но мы не хотели объяснять, почему, или когда, или что происходит. Это самое важное в том клипе. И мне кажется, наша затея вполне удалась потому что очень многие люди задают мне этот вопрос. Они вечно говорят: «Окей, я понимаю все эти рассуждения про ситуацию, из которой нет пути назад, но что там все-таки происходит?!» (Смеется). Ничего! Совершенно ничего! Это просто история о не-возвращении. Только об этом.

Да, понятно! Ладно, следующий вопрос. Ты не раз бывал в России и, в частности, в Москве…

Да.

Москве тебе кажется теперь более-менее знакомым местом? У тебя был шанс ее изучить?

Не так подробно, как мне хотелось бы, потому что когда мы приезжаем в Россию, у нас всегда очень плотное расписание. В основном это связано с визами. Мы получаем визы всего на пару дней. И в Россию всегда трудно приезжать. Но ничего! Иногда нам перепадает свободный денек то тут, то там. У меня был один выходной в Москве для того, чтобы немного осмотреться, и был день в Санкт-Петербурге. Я знаю, что одного дня на город недостаточно для того, чтобы увидеть все интересное, но может быть, однажды у меня будет больше времени – тогда я с удовольствием исследую эти города более детально.

Ты работал с разными очень интересными музыкантами, такими как Schiller или Пол Ван Дайк – и это я только назвала парочку для примера. С кем бы ты мечтал еще посотрудничать – если бы мог выбрать кого угодно?

Я не знаю. Серьезно, я не знаю, потому что никогда прежде не задавался таким вопросом. Но я всегда спрашивал себя о чем-то подобном после того, как возникали те или иные обстоятельства. Например, когда Освальд Хенке спросил меня, не хочу ли я записать с ним песню, я ответил, что если это хорошая песня, то я могу принять участие. Он послал мне свои идеи, и я подумал: «Окей, мы вполне можем сработаться». Вот так это происходит. Я не думаю наперед, мол, с кем бы я хотел записать крутой дуэт или что-нибудь типа того! Я задаюсь такими вопросами, когда у меня есть песня. Потому что главное значение имеет сама песня. Не люди – именно песня.  

Я еще хотела спросить - я не следила в последнее время за развитием событий, но я помню, что в какой-то момент немецкая право-радикальная политическая партия AfD использовала твою песню “Wir sind Wir” на своих мероприятиях. Как ты к этому относился?

Понимаешь, я ничего не могу с этим поделать. Вопрос, нравится мне это или нет, не стоит. Все дело в законах. По немецкому законодательству я не могу им ничего запретить. Я никак не могу заставить их перестать это делать. У них есть право играть эту песню – как и у всех остальных. Знаешь, это не первая политическая партия (смеется), которая начала использовать мою песню, и, полагаю, не последняя. Но я ничего не могу поделать. Мне не нравится – очень не нравится - тот факт, что политическая партия выбрала мою песню. Потому что эта песня писалась не для политических партий, а для людей. Мне не может нравится, что политическая партия использует мою песню не по назначению – уж не знаю для каких нужд. Но я ничего не могу тут изменить. К сожалению.

Понятно. Окей, последний вопрос. Каков был твой путь в музыку, и как ты начал свою карьеру в этом направлении?

Хах! Я был большим музыкальным фанатом! Мне очень-очень нравилась музыка, я любил ее слушать, танцевать под нее – я вообще любил музыку – в целом. Очень сильно. А потом кое-какие мои друзья собрали группу. Они искали вокалиста, я решил попробовать на себя эту роль, и с тех пор мы стали группой. Так что, думаю, это довольно обычный путь. Ничего особенного.

Ты чему-то учился в области музыки или сам все освоил?

Нет, мы всему учились сами. Знаешь, нельзя научиться электронной музыке – куда бы я пошел ею заниматься? Нет такой школы или чего-либо в таком роде. Так что нам пришлось набивать руку самим. Если бы существовала какая-то школа, я бы, наверное, походил на какие-нибудь уроки. Однако ее нет.

Ну, я скорее имела в виду, может, ты вокалу учился или еще чему.

Нет-нет, мы все изучали сами.

Понятно! Окей, спасибо тебе за твое время.

Спасибо!

Официальная страничка Петера Хеппнера на Facebook: https://www.facebook.com/peterheppneroffiziell/

Выражаем благодарность Максиму Чистякову (Russian Synth Community) за организацию этого интервью

Интервью и перевод с английского - Ольга Стеблева
Концертные фото - Юлия Колтырина
15 апреля 2019 г.
© HeadBanger.ru