Deathstars
Я пишу о гламурной тьме

09.08.2014

Шведский певец, фронтмен и автор текстов группы Deathstars Андреас Берг, известный также как Виплэшер Бернадотт, – человек непредсказуемый и противоречивый. Делая с ним интервью, сложно определить, до какой степени он серьезен в своих ответах. Иногда кажется, задай ты ему тот же вопрос через пять минут, и ты услышишь какую-то совершенно новую версию ответа. Но, в то же время, в некоторые моменты он вдруг становится удивительно искренним и готовым поделиться своим своеобразным и довольно категоричным взглядом на мир. Именно поэтому это интервью, приуроченное к выходу нового альбома группы “The Perfect Cult”, получилось немного неоднозначным. Лично у меня сложилось ощущение, что временами со мной говорил Андреас, а временами – лукавый Виплэшер. Но, если учесть, что это две стороны одной и той же личности, иначе быть и не может.

Как публика реагирует на ваш новый альбом? Каталог лестных отзывов составляете?

Да вроде хвалят. Хотя я не тот человек, чтобы за такими вещами следить, смотреть, кто что написал, и все такое прочее. Но до меня все равно доходят слухи, что народу нравится. А вообще я как могу изолирую себя от всего этого музыкального бизнеса. Если могу.

Но почему? Разве тебе не интересно, что творится вокруг вашей музыки, как ее воспринимают, какие мнения она порождает?

Ну, даже не знаю. Я никогда особо в это не вникаю. Я не читаю… ну или почти никогда не читаю интервью нашей группы и не пересматриваю выступления. Я ничего не отслеживаю. То, что происходит, происходит здесь и сейчас – а потом оно заканчивается, и все. Мне не интересно это все анализировать, проводить срез общественного мнения и т.д.

Тогда как ты относишься к славе, к популярности. Для тебя это важно?

Сложно сказать, я себя не считаю каким-то очень уж знаменитым. Лично я стараюсь всей этой шумихи избегать, по возможности. По мне это все настолько несущественно, что даже думать смешно. Но, похоже, другим людям это доставляет искреннее удовольствие. Ну что ж, каждому свое.

А что насчет фанатов? Их внимание тебя не раздражает? Скажем, если они вдруг подходят к тебе на улице или еще где-нибудь?

Нет! Я их очень люблю! Обычно мне самому сразу хочется познакомиться с ними как можно ближе.

О, ну да!

(Смеется.) Нет, правда, я люблю с ними общаться. Вот это мне действительно приятно. Это люди, которым нравится наша музыка, – а группа для того и существует, чтобы делать музыку, чтобы писать песни. Поэтому к тем, кто любит наши песни, я отношусь с неподдельной симпатией. Мне приятно встречать таких людей, даже очень.

Ну, хорошо, но если ты занялся этим нелегким делом не для того, чтобы прославиться и стать частью музыкального бизнеса, то каковы были твои амбиции?

Да я вообще никогда не мечтал оказаться в группе. Я всегда любил писать. Но еще в детстве я познакомился с Эмилем «Nightmare» (гитарист и композитор группы) – я тогда со всякими панк-группами тусил. И в то время как я увлекся литературой, он стал всерьез интересоваться музыкой. Ну и мы решили объединить усилия, а заодно стали лучшими друзьями – и вот до сих пор остаемся. И, скажу честно, такой поворот событий дал мне очень многое. И сама музыка, и работа над песнями, и вот этот процесс, когда из ничего вдруг появляется что-то, и ты выносишь это на сцену и записываешь альбом, – во всем этом есть своя притягательность. А вот все остальное, что касается музыкального бизнеса, – хрень полнейшая. По моему мнению, все, что не связано непосредственно с творчеством группы, не стоит особого внимания. Поэтому… Знаешь, в Стокгольме все играют в какой-нибудь группе, да вообще в Швеции не найдешь человека, который где-нибудь что-нибудь не играл, поэтому я уезжаю куда подальше – в Италию. Мне нравится оказываться в таких местах, где я полностью изолирован от этой музыкальной движухи, где никто никогда не играл ни в какой рок-группе, никто не собирается ехать ни в какой тур – это просто чудо. (Смеется.) Вот тогда я могу порадоваться жизни.

Так ты в Италии живешь?

Да.

Ничего себе. А почему именно Италия?

Потому что мне всегда очень-очень нравилась Италия, а Флоренция - это вообще город-памятник культуры и живое воплощение истории искусств. Это фантастическое место. Не бизнес-сити типа Стокгольма или Нью-Йорка. Там совсем другой ритм, другой драйв. Для меня это идеальный город. Без шуток. Он безумно-безумно прекрасен.

Чем же ты занимаешься, когда не работаешь над музыкой?

Ну, в Италии я просто отдыхал. Как только альбом был готов, я сразу же переехал во Флоренцию – знакомиться с городом и заводить новых друзей. Там столько всего посмотреть можно. Я ходил гулять, читал об истории искусства и все такое. Это было фантастическое время, но недавно я вернулся обратно в Швецию, потому что во Флоренции слишком жарко. Я сейчас в сельской местности, почти на границе с Норвегией. Надеюсь, тут никто не нарушит мое уединение. Здесь тоже неплохо.

Похоже, ты все свободное время проводишь в поисках уединения…

Да, сейчас это мое главное хобби.

Но интервью ты все-таки продолжаешь давать.

Да. Я даю кучу интервью. Потому что это моя работа. (Смеется.) Но мне нравится, потому что это единственное, что на данный момент связывает меня с музыкой. Когда я даю интервью, я задумываюсь о нашей музыке, о ее значении. Так что я рад, что у меня есть такие… как бы сказать… «анти-кислородные маски» в виде интервью. А вообще, очень здорово, что у меня есть возможность иногда отступить на шаг назад и посмотреть на все под более широким углом. Мне просто необходимо иногда уезжать из Стокгольма, из Швеции. Это помогает перезарядить батарейки и вжаривать по полной, когда дело доходит до концертов. Которые, кстати, начнутся в этот раз в сентябре, в России.

Все-таки какой же ты непредсказуемый человек… Вот кто бы мог подумать, что ты любитель сельской жизни.

Да, это мы с тобой еще в темной комнате не оказывались.

О нет, я даже не буду любопытствовать, чем бы ты меня удивил! Давай-ка лучше вернемся к теме музыкальной индустрии. Ваш предыдущий альбом вышел в 2009. Почему вы так долго собирались с силами для нового релиза?

В отношении своей музыки мы всегда были перфекционистами, и все наши альбомы разделяло по 3-4 года – по-моему, “Night Electric Night” вышел спустя 4 года после “Termination Bliss”. Так что это одна причина, почему у нас все так нескоро происходит. А другая причина – это растянувшийся тур. Прямо перед тем, как начать записываться, мы выступали в Австралии. А еще до этого мы несколько месяцев катались с Rammstein. При этом после каждого тура нам нужно минимум 1-2 месяца, чтобы настроиться на работу над песнями, потому что сразу после окончания концертов у нас вся эта музыка поперек горла стоит. Тут все участники группы начинают заниматься какими-то своими делами, потому что ни у кого нет желания что-либо писать. Сочетание всех этих факторов и делает нас такой медлительной командой в плане выпуска альбомов. Я бы и сам хотел, чтобы мы были поактивнее… Но, на самом деле, у нас уже три года назад был план записать этот альбом в Лос-Анджелесе с какими-то там крутыми продюсерами, всякими наворотами, чтобы все было прямо офигенно. Но мы сели, поговорили, и решили, что нет, не будем мы это дело так педалировать. Даже если это порадовало бы нашу звукозаписывающую компанию и даже если это пошло бы нам на пользу в плане карьеры, для нас это не главное. Мы решили, что отведем на эту работу столько времени, сколько нужно. И раз уж на нее потребовалось пять лет, что ж, значит так надо. Вот какой у меня длинный ответ получился – почти такой же длинный, как те пять лет, что вы все ждали альбом.

Кажется, Найтмэр недоволен вашей предыдущей пластинкой “Night Electric Night”. Мне попадались интервью, в которых он говорил, что испытывал некоторое давление во время работы над ней. Ты с этим согласен? Может быть, на новом альбоме вы попытались исправить ошибки, допущенные на прошлом?

У Найтмэра по поводу “Night Electric Night” гораздо больше сожалений, чем у меня, но я думаю, это связано с тем, что он был продюсером этого альбома и у него остались какие-то угрызения именно по этой части – может, пара треков, которые ему не удалось проработать настолько, насколько он хотел. У нас был четкий срок, когда мы должны были его закончить, потому что поджимал тур. И я понимаю, о чем он говорит, и даже в чем-то разделяю его мнение – но не до такой степени. Мы оба любим этот альбом, но он мог бы быть лучше, как нам кажется. С точки зрения продюсирования и проработки песен, их качества, “The Perfect Cult” и правда сделан лучше. Когда мы выпустили “Night Electric Night”, мы почти сразу почувствовали, что этот альбом получился немного вымученным. С “The Perfect Cult” ничего подобного не было.

Ты как-то сказал, что своим сборником “The Greatest Hits on Earth” (2011) вы закрыли первую главу истории вашей группы. Как бы ты охарактеризовал эту главу, и почему вам пришло время завершить ее именно тогда?

Ну, первый альбом (“Synthetic Generation”, 2001) был вообще больше похож на демо-запись, это был для нас своего рода эксперимент. Потом, на “Termination Bliss”, мы уже по-настоящему определились со звучанием Deathstars, как мне кажется. “Night Electric Night” был еще одной главой, продолжением “Termination Bliss”. А потом начались изменения в составе – Кэт (гитарист) больше не хотел играть с нами, ему надоели туры, ему не хотелось выступать и вообще уже ничего больше не хотелось… То есть, как бы, с одной стороны и хотелось, но вместе с тем не хотелось… Короче, он решил покончить с этим делом. Конечно, для нас его уход был большой потерей. А потом Боун расхреначил себе локоть так, что уже не мог больше играть на барабанах. И вот тут мы почувствовали, что все, те первые 10 лет остались в прошлом, пора начинать новый виток – посадить за барабаны Вайса и слегка перезарядить атмосферу в группе. Поэтому мы и решили подвести итог первой эре своего существования тем сборником.

А какой ты видишь вашу следующую главу?

Прошло уже много времени, и теперь мы горим желанием поехать в тур. Такое ощущение, как будто мы отправляемся на гастроли в первый раз, будто бы еще до “Termination Bliss” – все такие возбужденные. Я не могу дождаться, я уже по стенам бегаю от нетерпения. Так что все будет… Понятия не имею, как все будет. (Смеется.) Честно. Может, у нас просто группа такая – мне нужно, чтобы в ней всегда творился какой-то цирк, чтобы царил полный хаос, и никто не знал, к чему это все приведет.

Возвращаясь к переменам в составе, почему вы не стали искать нового гитариста?

Потому что мы не хотим брать в группу кого-то нового только ради того, чтобы нас по-прежнему было пятеро. Мы и вчетвером справляемся. Пока что мы оставим все как есть – а там посмотрим, что будет. В ближайшее время мы будем продолжать в качестве квартета.

Тогда такой вопрос: было ли вам сложно принять в свой сплоченный коллектив другого ударника?

Нет, Оскар давно присутствовал в жизни нашей группы. Он с нами уже 7 лет. Так что для нас он все равно как старый участник. В музыкальном плане он всегда был на подхвате, когда Боун выходил из строя из-за своего локтя. Вайс тут же прилетал в любую страну, где мы были с концертами, и включался в работу, а Боун летел домой. В общем, для нас он вовсе не новое лицо в группе. Всю эту ситуацию даже не назовешь сменой состава – просто Кэт больше с нами не играет.

Насколько я понимаю, «идеальный культ», о котором ты поешь на альбоме, это, на самом деле, вера ни во что. Так?

Да, это поклонение Ничему. Это не какие-то страшилки и ужастики, несмотря на то, что музыка там очень внушительная и напористая. Там нет ничего такого о всяких там страхах – это неинтересный конфликт, писать об этом так же скучно, как писать о власти и силе. Главная идея альбома сводится вот к чему: мы не верим в то, что делаем, и не хотим вообще во что-либо верить, потому что тогда нам будет не так больно, если наши надежды не оправдаются. В этом плане альбом получился для нас очень самокритичным. И в плане текстов это самая мрачная наша работа, бесспорно. Это ж ад в чистом виде, нет? (Смеется.)

Почему же ты так пессимистично относишься к человечеству?

Ну… (Вздыхает.) Я не хожу целыми днями мрачнее тучи – только когда пишу песни. Когда пишешь песни, пытаешься с их помощью сам в чем-то разобраться – и вот лично я пытаюсь разбираться в таких вещах. Хотя, конечно, в наших песнях много всего об уничтожении, оральном сексе и оргиях, но, помимо этого, в них есть размышления о нашей действительности. Я всегда рассматривал самые темные аспекты жизни, брался за все самое мрачное и пытался придать ему гламура. Потому что это единственный способ проникнуть глубже в этот мрак, понять его и выбраться из него. Так что я пишу о гламурной тьме. А Эмиль Найтмэр поддерживает мои идеи, потому что они подходят той музыке, которую мы делаем. Там везде конфликт на конфликте. Но, как я уже сказал, я не хожу и не думаю обо всяких ужасах каждый день и каждую минуту.

Тогда о чем же ты думаешь каждый день и каждую минуту?

Не знаю. Я нахожусь в состоянии вроде лоботомии. Обычно я решаю, что мне надо отдохнуть от самого себя, иду в лес и устраиваю вечеринку для себя одного. Как-то я ни о чем вообще особо не думаю. Ну, это мой способ беречь здоровье.

Ты сказал, что любишь писать. Если бы ты не оказался в группе, была вероятность, что ты мог бы стать писателем?

В юности я начал писать для шведских вечерних газет – мне тогда было 16-17 лет. Потом, когда мне было около 20, я писал репортажи о событиях на Ближнем Востоке для крупнейшего новостного канала в Швеции. Так что я очень серьезно относился к этой работе. В 21 год я даже был на войне в Косово – тоже как журналист. А еще в Швеции когда-то вышла книга, в которой я был соавтором. Так что я правда хотел заниматься этим, пока не случилось так, что я стал частью этой маленькой счастливой семейки под названием Deathstars.

Ну это все больше о журналистике, а я имела в виду писательство как творчество, создание вымышленных историй…

Да, этим я тоже занимался, конечно. Кто знает, может, в будущем, я к этому вернусь. Но мне кажется, что это звучит очень пафосно – говорить о себе как о писателе, говорить о том, что ты пишешь художественную литературу. Я стараюсь избегать таких громких заявлений.

Знаешь, мне кажется, что писатель должен во всем подмечать потенциальные сюжеты. Вот ты видишь какое-то событие – и тут же думаешь о том, какой сюжет может из этого вырасти. У тебя в голове происходит такой нескончаемый процесс?

Да, конечно, именно так. Я считаю, что худшие писатели, это те, кто говорит: «О, я хотел бы написать книгу, но мне бы только придумать, о чем». Я бы сказал, что такие люди, вероятно, в принципе не способны написать книгу. Однако почему-то я то и дело слышу такие высказывания.

Значит, пока ты копишь сюжеты на будущее?

Да, конечно, на потом.

Давай поговорим о критике. Я поняла, что ты никакие отзывы нигде не читаешь, но вот я почитала. И должна сказать, что вас часто критикуют за, как считают ваши слушатели, простоту и монотонную структуру песен – во всяком случае, синглов. Что ты можешь на это сказать?

Мы всегда хотели, чтобы у Deathstars была совершенно определенная… Ну, скажем так, у всех песен должна быть атмосфера. И поэтому мы даже хотим быть… Какое там слово ты назвала?

Монотонными?

Монотонными, да. И такими всеми мрачными. Люди, которые считают, что это просто, должно быть, сами играют металл. Потому что металл – это наипростейшая музыка, какую только можно играть. Мы сами на нем выросли. Но занявшись Deathstars, мы решили не пилить по 25 риффов в каждой песне, а уварить это все до 4-5 составляющих и добиться внутренней динамики. И вот это действительно трудно. И это как раз самое интересное в работе над музыкой – это тебе не просто орать, запиливать риффы и извлекать ноты как можно быстрей. Хотя такую музыку я тоже люблю. Но она супер-супер простая. Я бы хотел когда-нибудь и такие альбомы записывать, но Deathstars не играют металл. И даже ничего близкого к металлу. Поэтому мне кажется, что люди, озвучивающие подобные мнения, просто этого не понимают. У каждого нашего альбома есть грандиозная формула, это даже больше настроение и состояние души, чем альбом, если уж на то пошло. И слушать его – совсем не то, что слушать какой-нибудь металлический альбом.

Хорошо, тогда что в твоем представлении Deathstars как музыкальное явление?

Я не знаю. Это вечный вопросительный знак – даже для меня самого. Я и не хочу знать, что это. Это всегда должна быть какая-то чертова штуковина, которую я не понимаю. Вот тогда она будет оставаться интересной. Мы смешиваем все подряд. Самое главное в Deathstars – это то, что мы не придерживаемся ни одного жанра. В отличие от металлистов – рабов своего жанра. Металл провозглашает свободу, но на самом деле это самая суровая тюрьма, потому что он заставляет музыкантов подстраиваться под свою форму. Если ты не играешь его именно так, ты сраный позер. Это какой-то детский сад. Дурь невозможная. Ну, мы называем сами себя дэт-глэм, потому что людям нужен хоть какой-то ярлычок, который можно было бы на нас навесить. Но для нас самих это вообще не важно – мы просто делаем то, что делаем.

Deathstars также известны узнаваемой стилистикой внешних образов. Вы планируете и дальше существовать в этих образах, или, возможно, через некоторое время вы придумаете что-то новое?

Ты о чем? Об униформах?

Ну, униформы, мейк-ап, все дела…

Мы выглядели так уже тогда, когда начинали играть блэк-метал в начале 90-х. Мы выглядим так по сей день. Думаю, и в будущем ничего не изменится.

Значит, никаких новшеств…

Мы не хотим меняться. Мы все были фанатами Kiss – они до сих пор все такие же. Вот и мы такими будем.

И насколько вас, по-твоему, хватит? Вы будете верны своему детищу до конца жизни?

А? Группе? Ты издеваешься? Я ни за что не хотел бы заниматься этим до конца жизни. Я делаю это сейчас. Я делаю это сейчас на 110%, а потом оно отомрет, мы все это забросим, и его больше не будет. Мне кажется, любая группа должна так заканчивать. Мы поступим именно так. Лучше сгореть, чем медленно угаснуть.

И когда же этот момент должен наступить?

Не знаю. Но я надеюсь, что довольно скоро, а то моя печень долго не выдержит.

Готовность пожертвовать печенью – необходимое условие принятия в группу?

Да нет, я шучу. Ты уже должна привыкнуть к тому, что меня нельзя воспринимать всерьез. Я сам себя всерьез не воспринимаю – и тебе не советую.

Ну, давай все-таки еще кое о чем серьезно поговорим – о вашем предстоящем туре. Вскоре вы наведаетесь в Россию. Как тебе концерты в нашей стране? Запоминаются?

Это самое лучшее, что случалось в моей жизни, – вот какими классными они мне кажутся. Мне правда нравится в России. Она привлекает меня в многих аспектах. Не могу даже объяснить, но она как-то странно на меня воздействует. Она во многом вдохновила наш предыдущий альбом – тогда Россия словно бы была шестым участником группы. Так что да, для меня это особое место.

Надеюсь, ты найдешь здесь вдохновение и в этот приезд.

Это зависит от того, как много будет на вас одежды.

Может, стоит сразу обратиться к фанатам с просьбой приходить без нее?

Да, вы бы нас очень порадовали.

Официальный сайт Deathstars: http://www.deathstars.net

Выражаем благодарность Максиму Былкину (Soyuz Music) за организацию этого интервью

Ксения Артамонова
24 июня 2014 г.
© HeadBanger.ru